Батальон национальной гвардии, который защищал своего падишаха из последних сил (всем им оппозицией была обещана мучительная казнь), увидев, что позабывшие, было, про них русские братья вновь взялись за оружие, перешли в контратаку. Был захвачен командный пункт атакующих, а на нем – глава оппозиции, которому падишах лично перерезал глотку. После этого горожанам было роздано оружие и те, за три дня хозяйничания оппозиции понявшие, к каким дикарям и бандитам может перейти власть, дружно поддержали своего еще вчера ненавистного, а ныне пылко любимого падишаха. К тому моменту, когда военные в аэропорту начали эвакуацию женщин и раненых, оппозиция уже частью сложила оружие, частью драпала из города.
Так произошел очередной поворот колеса Истории. Падишах разорвал отношения с Россией. Офицеры-бунтовщики, которые сорвали планы правительства, были уволены в запас. А десять тысяч оставшихся в живых мальчишек возвратились домой, так и не поняв, кому же они в конце концов обязаны жизнью. Генерал же Ербилин в итоге получил орден за образцово проведенную эвакуацию, а через годик вообще стал шишкой министерства обороны. За преданность.
– Но почему, почему, почему? – твердила Алла. – Почему у нас все так получается? В чем мы виноваты? Что у нас: карма такая несчастливая? Или какой-то рок над всеми нами тяготеет? Или мы, как эти проклятые монахи, заранее все скопом оказались проданы Сатане?
– Понимаешь, Алла, – сказал Андрей, – беда не в том, что проданы, а в том, что согласились, чтобы нами торговали.
– Но это же в конечном счете от нас не зависит!
– Еще как зависит. Вот я, например, не успокоюсь, пока лично каждому монаху не вобью в глотку серебряный гвоздь, а в сердце – осиновый кол. И буду до последнего драться с ними, только потому, что очень хочу вернуться назад. – И добавил: – К тебе.
Он взял обеими руками руки Аллы, и притянул ее к себе.
Положив голову ему на грудь, женщина тихо спросила:
– Как ты думаешь, он нас сейчас видит?
– Не думаю, а знаю: конечно, видит.
– Он нас за это будет осуждать…
– Не уверен. В конце концов сейчас у него появилась масса других проблем…
Алла с изумлением подняла на него полные слез глаза:
– Например?
– Учиться петь в ангельском хоре, играть на лире… Скорее всего, он и там неплохо устроился.
Алла ударила его кулачком по груди и попросила:
– Не надо больше об этом.
– Согласен. Давай о земном. Я буду думать только о тебе…
– А я о тебе!
Но одними мыслями, как ни странно, они не ограничились.
Ночь оказалась на редкость тихая и звездная. Море спокойно расстилалось перед кладоискателями, как огромное зеркало. Силуэт замка отчетливо вырисовывался на фоне темного неба. Лихая троица промчалась мимо рыбаков. Когда те обнаружили, что ребята направились к острову, то закричали и замахали им руками, чтобы они остановились.
Но Ури лишь рассмеялся в ответ и как следует приложился к бутылке шнапса, которая «случайно» оказалась у него в кармане. Он пытался убедить себя, что пьет, чтобы изгнать головную боль. По-настоящему же Ури до смерти боялся ехать на Тирон и старался заглушить панический ужас алкоголем.
Они бросили якорь в той самой бухте, куда когда-то причалили Лиза и Иван. В мертвенной тишине их шаги по вымощенной камнями дорожке издавали четкие звуки. Им вторило слабое эхо. Через двадцать минут парни были уже у стен замка.
– Нам… нам обязательно надо туда входить? – спросил дрожащим голосом Марцинкус, которому вдруг стало не по себе.
Ури опять сделал глоток водки и отбросил пустую бутылку.
– Ты уже, небось, наложил в штаны! – произнес он насмешливо. – Мы что, прокатились ночью по морю ради простого удовольствия?
Но даже у невозмутимого Михаила в этот момент затряслись коленки. Между разговорами о посещении замка и конкретными действиями пролегала огромная пропасть.
– Я не пойду, – решительно сказал он. – Подожду вас в лодке до рассвета. Лучше копать при дневном свете.
– Конечно, – согласился Марцинкус. – Так мы и сделаем. Ночью же ни хрена тут не видно. Правда, Ури?
Ури Валпис ругался минут десять, осыпая друзей проклятиями, но в глубине души был рад такому повороту дела. Когда же Марцинкусу надоело его выслушивать, он предложил Ури одному посетить руины. Тот сразу замолчал.
Парни оставили замок в покое и вернулись к лодке. Там они уселись в ожидании утра, хотя еще даже не наступила полночь, и мелко дрожали от страха. Но ни один не желал в этом признаться.
– Как только рассветет, мы извлечем сокровища, – разглагольствовал Ури. – Лодку мы спрячем в отдаленной бухте, а с наступлением темноты вернемся в деревню. Рыбаки не заходят на этот остров. И вряд ли они позвонят в полицию и сообщат, что видели лодку около острова. Но если ночь окажется темной, нам не страшна никакая полиция.
Они болтали про мотоциклы, драки и девочек. Михаил, которого девушки избегали, как огня, описывал свои невероятные успехи в сексе. Он сам настолько запутался в своих рассказах, что его слушатели не могли подавить приступов неудержимого хохота.