Читаем Служу по России полностью

Ответственно докладываю, что последние двадцать лет он является самым активным уничтожителем нашей народной памяти и культурного наследия России!

Его годами вялотекущее пошлейшее шоу «Культурная революция» бездарно. О нем и говорить-то противно. Министр культуры вещает: «Музеи – кладбища культуры»; «Пушкин устарел»; «Русский язык без мата невозможен». И наконец, договорился пигмей еще вот до чего: «Русский фашизм страшнее немецкого». Последнее заявление совпало с публикациями в прессе о готовящейся «безвозмездной» передаче в немецком посольстве Бременской коллекции. Безвозмездно для России, но не для команды Швыдкого. Хорошо, что Губенко подключил прокуратуру и предотвратил преступление. Выступая на Российском телевидении, я заявил: «Господин Швыдкой, вы не можете участвовать в спорах по поводу Бременской коллекции после вашего восхваления немецкого фашизма. Вам лучше защищать интересы Гитлера, Геринга и Гиммлера. Вам их фашизм нравится? Соскучились по теплым печкам Дахау и Освенцима? Русского фашизма, господин «соврамши», нет и быть не может изначально. Спросите у любого немца!»

А если бы он был, то не было бы Швыдкого.

Народ русский богобоязненный, терпеливый и мужественный. Потому и терпим швыдких. Если кто-то мне скажет о моих ксенофобских позициях, я могу ответить, что сегодняшнее утро начал с того, что позвонил в Ярославль Илье Борисовичу Рабиновичу – человеку, который возродил Рыбинский музей, который прошел войну, был капитаном первого ранга. Ему уже под девяносто лет. Он еврей, но для меня это не имеет никакого значения. Прежде всего, он человек, который служил государству как воин, а потом – как музейный работник. И таких у меня много. Нет, «господа швыдкие» – это не национальность, это каста тех, кто ненавидит нашу культуру.

В юбилейные гоголевские дни нерадивые чиновники в усадьбе на Никитском бульваре, где жил и умер великий Гоголь и где должен открыться единственный в России музей классика, устроили жалкое подобие Диснейленда и кунсткамеры. Все без исключения средства массовой информации предали остракизму чудовищную поделку. И только шоумен Швыдкой написал в «Российской газете» о блистательном музее Гоголя. Блистательным он назвал и дешевенький фильм телепопрыгунчика Парфенова о Гоголе, который и близко не стоит с десятисерийной картиной-исследованием тонкого знатока писателя Игоря Золотусского. Как же низко нужно пасть, чтобы прославлять потуги Парфенова, ненавидящего Гоголя и заявившего, что выбранные места из переписки с друзьями, Гоголь писал, будучи «ку-ку»! За эту книгу Толстой назвал жизнь Гоголя житием, а Блок сказал: «По этой книге России предстоит жить последующие столетия». Сколько же лет можно пичкать телевизионных налогоплательщиков похабной «Культурной революцией» и одесскими посиделками на кухне «Привала комедиантов».

Сейчас, когда наметились реальные перспективы возрождения Пскова, я хочу спросить: где был Швыдкой все семь последних лет, когда я говорил на телевидении, в печати о гибели Пскова. Он хоть пальцем о палец ударил, чтобы предотвратить эту гибель? Нет. Они вместе с господином Пиотровским придумали нелепую кражу в Эрмитаже, чтобы отвлечь внимание общественности от подлинного разграбления крупнейшего музея. Подставили сначала Путина, а потом Медведева, устроив глобальную проверку всех музеев России. Настоящий коллапс сковал повседневную деятельность замечательных музейных тружеников. И если раньше, приезжая в музей, я слышал: «Савва Васильевич, мы новую икону открыли! Савва Васильевич, у нас была потрясающая выставка! Савва Васильевич, посмотрите – нельзя ли эти портреты отреставрировать?», сейчас только и слышишь: «Т-сс, у нас проверка!»

И все Швыдкому безнаказанно сходит с рук! Когда ему заниматься музейными проблемами, если он на всех телеканалах поет и пляшет?

Это Швыдкой уничтожил «Абрамцево» вместе со своим ставленником – выпускником ватиканского иезуитского колледжа неким Пентковским. На все наши вопли о пощаде, призывы спасти «Абрамцево» отвечал горе-министр через «толерантную» третьяковскую газету «Московские новости» (меня он не напечатает, этот толерантный), что это все ложь, через полгода «Абрамцево» будет цвести и пахнуть. И вот оно раскатано, как говорится, до последнего бревнышка. И что, его кто-нибудь привлек к ответственности, шоумена Швыдкого? Убрали его сначала из министерства, потом из ФАККа, а он «всплыл» как представитель Президента по вопросам международных культурных связей. И это при том, что министр культуры Авдеев – дипломат высочайшего класса. Что может Швыдкой? Устраивать низкопробные выставки постмодернистов, позволять Марату Гельману, ненавидящему Россию, организовывать музей в Перми. Добрались они и до Перми, где в музейных фондах хранятся шедевры, чтобы насаждать мерзость и запустение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве (Алгоритм)

Секрет Высоцкого
Секрет Высоцкого

Владимир Высоцкий и Валерий Золотухин – несомненно, самые яркие и самобытные дарования из созвездия «Таганки» 60–70-х годов. Они были звездами, которые светили своим, а не отраженным светом. Они были друзьями. Высоцкий ценил Золотухина не только как коллегу-актера, но и как талантливого писателя. «Володя сказал сегодня: «Когда я умру, Валерий напишет обо мне книгу…» Я о нем напишу, но разве только я? Я напишу лучше». Это запись из дневника В. Золотухина от 11 февраля 1971 года. Он действительно написал лучше. Среди разнообразной литературы о Высоцком воспоминания Валерия Золотухина занимают особое место. В его книге мы встречаемся с живым, невыдуманным Высоцким времен его прижизненной всенародной популярности. Любимцем публики, начиная с Бумбараша и таежного милиционера Серёжкина, был и Валерий Золотухин. Песни разных авторов в исполнении артиста становились шлягерами. Эти дневниковые записи – остановленные мгновения, искренние и честные. Перед вами – одна из лучших книг о Высоцком, о легендарной «Таганке», и, конечно, о самом Валерии Золотухине.

Валерий Сергеевич Золотухин

Театр
Служу по России
Служу по России

Знаменитый реставратор, искусствовед, один из самых видных общественных деятелей нашего времени Савва Васильевич Ямщиков не уступал в яркости и остроте публицистики асам пера. Его выступления в печати и в эфире, по словам Александра Проханова, являлись «живым и страстным орудием воина, проповедника и просветителя». Он неустанно отстаивал честь поруганных национальных идеалов. Родина была для него святыней. Душа его, болеющая за Россию, ее культуру, особенно тяготела к провинции. «Москва для России – мачеха, а провинция – мать родная, – любил повторять Ямщиков. – Жизнь моя личная и творческая отдана русской провинции, и я благодарен Богу за это». Он боролся за памятники истории и культуры Пскова, Суздаля, Великого Новгорода, за возвращение из небытия наследия гениального костромского художника Ефима Честнякова…Слово подвижника нашего Отечества по-прежнему актуально. За четыре года, прошедшие после его смерти, практически ничего не изменилось к лучшему. Читая эту книгу, нельзя не поразиться пророческому дару ее автора.

Савва Васильевич Ямщиков

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза