В основном их речь шла об овчарках немецкой породы. Ульрих говорил о своей овчарке по кличке Артос, а молодой человек, которого Ульрих называл Лотар, высказывался про свою собаку Цабер. Они говорили про их житье и сравнивали повадки, а люди прислушивались и общались невольно на полтона ниже. Вроде как Лотар заступается за Цабера, но делает это так неумело и неловко, словно ему самому стыдно за свою собаку.
Трудно было не понять, что все присутствующие собрались здесь как раз для подобного разговора. И аллюзия на собак вряд ли могла кого обмануть. Хотя, их речь и звучала вполне обыденно и непринужденно, но если знать, что это всего лишь сравнение... Сравнение ФРГ и ГДР. Скорее всего, это было пропагандистское выступление, зашифрованное под разговор об овчарках специально для присутствующих тут людей из тайной полиции "Штази".
О том, что эта спецслужба не имела тут своих слушателей, даже не шло речи. По данным из моего времени, каждый пятидесятый житель ГДР сотрудничал с министерством государственной безопасности.
Хотя бы один сотрудник "Штази" обязательно был на каждом промышленном предприятии во всех городках. Им мог оказаться любой рабочий, стоявший за станком и докладывавший «куда следует» о проявлениях оппозиционных настроений. Штазисты присутствовали во всех многоквартирных домах, часто осведомителями становились пенсионеры, в школах (почти все учителя были завербованы), университетах, больницах и других учреждениях. Вербовали даже официантов и горничных в отелях. Иногда осведомителями оказывались самые неожиданные люди, например, Генрих Финк, профессор теологии и вице-президент берлинского Гумбольдтского университета. Иногда друг за другом шпионили «друзья» и даже члены семей. После падения ГДР выяснилось, что у "Штази" имелось досье почти на каждого взрослого гражданина страны. «Неважной информации не бывает», — эти слова были популярной в спецслужбе поговоркой. Следили чекисты и друг за другом: даже селить их старались по возможности рядом, например, в Берлине при квартале "Штази" были свои жилые дома для сотрудников.
И вот в такой среде происходила неторопливая пропаганда. Вроде бы мирный разговор двух людей, но если подвести контекст, то...
— Я могу утверждать, что мой Артос живет очень неплохо. Он просыпается в том месте, где ему гарантированно будет насыпан корм, обеспечен хороший уход, созданы благоприятные условия для проживания, — говорил Ульрих де Мезьер. — Он знает, что о нем позаботятся и приласкают.
— Зато мой Цабер всегда готов к труду и обороне, — усмехнулся в ответ Лотар. — Я тренирую его и день и ночь, чтобы в случае чего он мог спасти меня в трудную минуту.
— А если не будет этой самой трудной минуты? — поинтересовался со смешком Ульрих. — Если вся эта тренировка всего лишь утомление собаки и сокращение её и без того короткого жизненного срока?
— Нет, я не думаю так, — с явным сомнением в голосе проговорил Лотар. — Всё-таки собаку нужно держать в ежовых рукавицах, тогда она прослужит дольше.
— Не могу согласиться. К своему псу я отношусь как к другу и товарищу. За ним не обязательно всё время присматривать и контролировать, ведь я ему доверяю... Я знаю, что мой пес умный, он не будет делать того, за что его могут поругать. И никакие шпицели не гавкают и не портят жизнь Артосу. Он живет в свободе, равенстве и братстве вместе со своей семьей.
Насколько я знал, то "шпицелями" называли как раз местных "чекистов". Своеобразная игра слов, ориентированная на знающих. А вот знающих тут явно было много.
— И что? Подумаешь, погавкают и перестанут. Зато мой Цабер может быть всегда уверен в завтрашнем дне. Его хорошо надрессировали, теперь он с легкостью может выполнить любую команду из десяти.
— Ну, если твой пес живет только ради того, чтобы выполнять команды, то вряд ли Артос может ему позавидовать. Для меня собака в первую очередь друг человека... Он меня ждет после работы, радуется, когда я прихожу и обожает за то, что дал ему возможность жить такой хорошей собачьей жизнью...
Вот в таком ключе и проходил неспешный спор. Люди слушали их, переговаривались между собой, но в основном старались прислушиваться к беседе. Ульрих де Мезьер натыкался пару раз взглядами на меня, но при этом ни одна мышца не дергалась на лице. А ведь он явно меня узнал. Да при этом он видел, что я сидел рядом с Ангелой и болт положил на его "убедительную" просьбу не встречаться с ней больше.
Мало того, когда ужин Ульриха был закончен, и он покинул ресторан, я вызвался проводить Ангелу до дома. Хорошо поддавшая Марта пыталась перетянуть моё внимание на себя, но я железно отверг её притязания и передал в руки хихикающему Гансу. Тот обещал разбиться в лепешку, но довезти Марту до дома.
Мы же с Ангелой дошли беспрепятственно до её квартиры. Я всё это время ожидал какого-либо нападения, но его не произошло. Хотя слежку я чувствовал спиной и лопатками.
На пороге квартиры Ангела прильнула ко мне и горячо поцеловала. Её пахнущее пивом дыхание почему-то показалось мне приятным, а жаркое прижавшееся тело заставило сердце стучать активнее.