— Паи вашего товарищества, купленные мною у Дмитрия Флоровича, состоящего директором в товариществе, со мной имеется передаточное заявление, с бланком бывшего их хозяина, теперь требуется только отметка в паевой книге и такая же отметка на паях.
У Ф.Я. Ермакова, как говорят, глаза полезли на лоб от слов поверенного, он так рассердился, что вскочил с места, затопал ногами и выгнал его вон.
Долго не мог прийти в себя Флор Яковлевич, бегая по комнатам, с клокочущим в нем гневом о нахальстве «ярыжника» — так он величал поверенного, — явившегося, несомненно, с целью подобраться к его денежкам.
Еще он не успел окончательно прийти в себя, как лакей доложил о приходе полицейского пристава совместно с человеком, бывшим у него два часа тому назад, и что они требуют приема их.
У Флора Яковлевича это сообщение вызвало реакцию в его злобном настроении; в голове блеснула мысль: когда являются представители законности и порядка, то несомненно, по каким-нибудь нарушениям кодекса уголовного или гражданского. Он сердито сказал лакею: «Зови!»
Придется вернуться к присяжному поверенному, выгнанному Ф.Я. Ермаковым. Он немедленно отправился в Басманную часть 6*
, недалеко находящуюся от дома Ермакова, к приставу, которому и сделал заявление о нанесенном ему Ермаковым оскорблении от высказанного им желания исполнить необходимую формальность при переходе паев от одного лица к другому, в силу устава высочайше утвержденного товарищества. Причем указал, что не только не имеется на доме, где товарищество помещается, вывески или объявления, но и не существует никакого правления и его штата, т. е. бухгалтера и кассира, а потому приобретший паи товарищества не имеет возможности исполнить требуемую уставом отметку в паевой книге и также получить отметку на приобретенном им пае. И просит пристава удостоверить справедливость его слов и подтвердить законным актом его заявление и, в свою очередь, привлечь председателя правления Ф.Я. Ермакова к ответственности за самоуправство.Пристав был доволен возбужденным присяжным поверенным делом: это давало ему право думать, что толстосум-богач Ермаков не отделается от него нашаромыжку и даст ему возможность к уже полученной от присяжного поверенного сумме за его беспокойство еще прибавить некоторую сумму для его экстраординарных расходов, а потому немедленно и с удовольствием отправился к Флору Яковлевичу. Идя к Ермакову, пристав взвесил все слова, которые придется говорить, с ударением на некоторые фразы, могущие действовать на психику Флора Яковлевича. Пристав, поздоровавшись с Флором Яковлевичем, в мягких, но сильных, выражениях выставил его виновность, как нарушителя устава товарищества, высочайше утвержденного государем, а следовательно, он противодействует не только закону, но и высочайшему вождю — государю.
Ермаков ответил: говорят о паях его товарищества, между тем они все находятся у него в шкафу, и он никому их не продавал.
Тогда присяжный поверенный вытащил из портфеля пай и подал. Ермаков увидел, что пай его товарищества; в нем были вписаны фамилия, имя и отчество его сына, на другой стороне пая стоял его бланк на передачу присяжному поверенному. Он бросился к шкафу, вытащил папки с паями и увидал, что из каждой вырезано несколько паев и в корешках помечено имя его сына.
С Ермаковым чуть не сделался удар, и он покачнулся; если бы не помощь пристава, то он упал бы на пол. Посидев немного, придя в себя, он попросил пожаловать к нему на другой день для окончания этого дела.
Не буду рассказывать о страшной ссоре, происшедшей между отцом и сыном, она понятна каждому. Флор Яковлевич купил паи у сына, и Дмитрий Флорович покинул дом отца на много лет.
Ф.Я. Ермакову уже не представлялось интересным вести свое большое фабричное предприятие: для кого и для чего ему придется хлопотать? Все паи своего товарищества он продал Л. Кнопу.
Через пять или шесть лет состоялось примирение между отцом и сыном, и Флор Яковлевич посещал своего сына; однажды он приехал к Дмитрию Флоровичу в то время, когда у него сидел в гостях Н.И. Решетников, который мне и рассказал: обрадованные приездом отца, сын и невестка засуетились приготовлением угощения. Флор Яковлевич остановил их, сказав: «Ничего не надо, в передней лежит кулечек с закусками, и их хватит на всех нас». Из него достали четвертушку водки, колбасы вареной и копченой, сыр, хлеб и еще что-то, но всего понемножку.
Во время общего разговора Флор Яковлевич заметил стоящее кресло отличной работы, он спросил сына: «Должно быть, дорого за него заплатил?» — «Что вы, папаша, совсем дешево, купил по случаю на распродаже и заплатил только двадцать рублей». «Дешево, — ответил Флор Яковлевич. — И хорошо, делает тебе честь: захочешь продать — дадут дороже». Дмитрий Флорович нарочно уменьшил стоимость покупки, чтобы этим расположить к себе старика, зная его слабую сторону: купить хорошо и дешево! На самом же деле кресло было куплено у Шмита, лучшего фабриканта мебели, и заплачено за него 500 рублей.