Смеющийся труп

Ее заклинание развеялось на ветру, но я уже в нем не нуждалась. Теперь магия властвовала надо мной. Я парила, как птица в восходящих потоках, и сила, поддерживающая меня, была такой же плотной и иллюзорной, как воздух.

Сухая просевшая земля вспучилась над могилой предка Гарольда Гейнора. Бледная рука взметнулась ввысь. Вторая рука проникла сквозь трещину. Зомби разорвал сухую землю. Я слышала, как и другие древние могилы открываются в летнюю ночь. Предок Гарольда Гейнора пробил себе путь из забвения, как и хотел его потомок.

Мертвецы окружили Гейнора, сидящего в инвалидном кресле на гребне холма. Великое море зомби на различных стадиях разложения сомкнулось вокруг него. Но я еще не отдала им приказ. Они не тронут его, пока я им не прикажу.

– Спроси его, где сокровище! – крикнул Гейнор.

Я посмотрела на него, и все зомби, следуя моему взгляду, тоже уставились на калеку. Он не понимал. Гейнор был таким же, как все богатые люди. Они приравнивают деньги к могуществу. А это совсем разные вещи.

– Убейте этого человека, Гарольда Гейнора, – громко сказала я.

– Даю миллион долларов за то, что вы его оживили. Независимо от того, найду ли сокровище, – прокричал Гейнор.

– Мне не нужны твои деньги, Гейнор, – сказала я.

Зомби двигались со всех сторон, они шли, простирая к Гейнору руки, прямо как в фильмах ужасов. Иногда Голливуд поразительно точен в деталях.

– Два миллиона, три миллиона! – Его голос прервался. В отличие от меня он видел, как умирала Доминга. И знал, что его ждет. – Четыре миллиона!

– Недостаточно, – сказала я.

– Сколько? – крикнул он. – Назови свою цену!

– Я уже не могла его видеть. Зомби скрыли его от меня.

– Никаких денег, Гейнор, – только твоя смерть. Этого будет достаточно.

Его крики стали бессвязными. Я чувствовала, как мертвые пальцы впиваются в него и мертвые зубы рвут его тело.

Ванда обхватила мои ноги.

– Не надо, не убивай его! Пожалуйста!

Я поглядела на нее. И вспомнила покрытого кровью плюшевого медведя, крошечную детскую ручку с глупым пластмассовым кольцом на пальчике, залитую кровью спальню, детское одеяло.

– Он заслуживает смерти, – сказала я. Я слышала собственный голос будто издалека. И он казался мне чужим.

– Ты не можешь просто убить его, – сказала Ванда.

– Смотри и увидишь.

Она попыталась подняться, цепляясь за меня, но не смогла удержаться и снова упала, рыдая, к моим ногам.

Я не понимала, как Ванда может просить сохранить Гейнору жизнь после того, что он с ней сделал. Любовь, наверное. В конце концов, она действительно его любила. И это, вероятно, самое печальное во всей истории.

Когда Гейнор умер, я это почувствовала. Когда руки и рты почти всех мертвецов обагрились его кровью, они остановились. Они повернулись ко мне в ожидании новых приказов. Сила все еще бушевала во мне. Я ни капельки не устала. Сумею ли я отправить их всех на покой? Будем надеяться.

– Возвращайтесь, все возвращайтесь в свои могилы. Покойтесь с миром в земле. Возвращайтесь, возвращайтесь.

Они заколыхались, как камыш на ветру, а потом один за другим вернулись к могилам. Они легли на иссушенную твердую землю, и могилы их поглотили, словно волшебные зыбучие пески. Земля слегка вздрогнула, будто мертвецы старались устроиться поудобнее. Некоторые из них были такими же древними, как предок Гейнора, и это означало, что для оживления одного трехсотлетнего трупа мне не понадобилась бы человеческая жертва. Вот Берт обрадуется. Человеческие смерти, похоже, имеют кумулятивный эффект. Две жертвы – и я опустошила целое кладбище. Это невозможно. Но я это сделала. Никогда не знаешь, чего от себя ждать.

Первый свет зари разлился на востоке – белый, как молоко. Ветер умер с первым лучом солнца. Ванда лежала, скорчившись, на залитой кровью траве и плакала. Я опустилась рядом с ней на колени.

От моего прикосновения она вздрогнула. Я не могла ее за это винить, но все же мне стало грустно.

– Нам надо уходить. Тебе нужен врач, – сказала я.

Она посмотрела на меня.

– Кто ты?

Сегодня впервые я не знала, как ответить на этот вопрос. Это было шире, чем любые человеческие понятия.

– Я – аниматор, – сказала я, наконец.

Она продолжала смотреть на меня. Я бы тоже ей не поверила. Но она разрешила мне ей помочь. Это уже что-то.

Но она все равно следила за мной краем глаза. Ванда считала меня чудовищем. Что ж, возможно, она была права.

Вдруг она ахнула, и глаза ее стали круглыми.

Я повернулась – слишком медленно. Неужели монстр Доминги?

Из тени вышел Жан-Клод.

На мгновение я перестала дышать. Это было так неожиданно.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Твоя сила позвала меня, ma petite. Сегодня в городе не было ни одного мертвеца, который не почувствовал бы ее на себе. А так как город – это я, то пришел посмотреть, в чем дело.

– И долго ты здесь?

– Я видел, как ты убила двоих мужчин. Я видел, как ты подняла кладбище.

– И тебе не пришло в голову мне помочь?

– Тебе не нужна была помощь. – Он улыбнулся – едва заметно в предрассветном полумраке. – Кроме того, вдруг бы у тебя появилось искушение разорвать на части заодно и меня?