Джон Марелл

Смех лангусты

Сара Бернар — 77 лет, актриса

Жорж Питу — 45–50 лет, ее секретарь

Действие первое

1922 год. Терраса на приморской вилле Сары Бернар.

Спpавa, на заднем плане, видны окна дома. Входная дверь. На террасе стол, заваленный рукописями. У стола гпубокое мягкое кресло, стулья. Скамья, накрытая ковром. Слева балюстрада. За ней угадывается лестница, ведущая к морю.

Маленький бар-столик с дорогими напитками.

На втором плане — рояль.

Сара дремлет в кресле, с которого небрежно свисает меховая шкура, вероятно обезьяны.

Питу(входит). Господи! Как вы сюда попали, мaдaм?

Сара. Так же, как и вы,

Питу. Кто вас сюда привел?.. Понятно. Новое увлечение — месье Анри!

Сара(примирительно). Питу, посмотрите лучше на море. Оно прозрачно. Молчит… как ребенок, которого поставили в угол. Вeтep тоже затих… Ничто не шелохнется… Но солнце! Боже мой, как оно жжет! Принесите мой зонтик!

Питу. Вам. лучше вернуться в дом. Я отведу вас. (Нaпpавляется к ней.) Доктор Маро говорит, что при вашем состоянии здоровья нужно быть осторожной.

Сара. Прошу без нравоучений! Зонтик!

Питу. Слушаюсь, мадам. (Быстро уходит.)

Сара садится. Убирает прядь волос со лба. Нервно покусывает губы.

Сара. Да! Надо что-то делать. Что-то надо делать. И немедленно! Жарища! Настоящее пекло. Этот огненный шар в конце концов нес всех испепелит и сам превратится в пепел… когда-нибудь. Когда?.. А может быть, его заменить? Чем? Да-а-а… Это не так легко…

Возвращается Питу, пepедает Саре рукопись.

Я это просила?

Питу, По-моему, нет.

Сара. Я просила зонтик. Зон-тик! Умираю от жары. Сохну! Питу, я уже высохла, как Сахара!

Питу. У вас жар, мадам?

Сара. У нас солнце, месье.

Питу. Зачем вы вышли сюда? Доктор Маро не советовал. У вас может начаться лихорадка.

Сара. У меня не может начаться лихорадка. У меня никогда в жизни не было лихорадки.

Питу. Все начинается постепенно — маленькая температура, потом трудно дышать, потом кровохарканье, бред, истерия…

Сара. Замолчите, Питу! Черт знает что вы себе позволяете!

Питу (мягко снимая ее раздраженность). Вы, наверное, хотели сказать: «Питу, почему вы забыли меня предупредить, что мне нельзя сидеть на солнце?»

Сара? Не совсем так. Я хотела оказать другое: «Питу, почему вы забыли… зонтик».

Питу. О! Момент, мадам. (Бросается к выходу.)

Сара. И граммофон!

Питу(остановившись). Что?

Сара(настойчиво). Граммофон. Музыка меня немного взбодрит.

Питу(менторским тоном). Но граммофону это вредно. От морского воздуха механизм ржавеет.

Сара(угрожающе). Грам-мо-фон!

Питу. До ужина?! Что вы, мадам, музыка раздражает пищеварительный тракт… Это всем известно. Еще моя мать говорила, что желудок и уши активно взаимодействуют… и ни в коем случае …

Сара(резко обрывая). Зонтик!

Питу. Иду, мадам! (Быстро уходит.)

Сара(оставшись одна). Несносный болтун! А я, старая дура, надеялась, что музыка избавит меня от медицинских открытий его покойной матери. Но я знаю — до конца дней он будет поучать меня, потихоньку теряя волосы. И уйдет в могилу лысым, как яйцо! (Пауза.) Боже, какая жара! (Рассматривает записи на столе.) Хочу работать! Нельзя сидеть весь день на одном месте без дела как старая ящерица. (Продолжает читать, улыбается.)

Это великолепно!.. Питу! Принесите мой дневник, будем продолжать работу! (Видит, что Питу нет.) Вечно он куда-то исчезает!

Появляется Питу с граммофоном и пластинками.

Наконец-то! Уберите со стола эти бумаги. (Как бы про — себя.) Старая высохшая ящерица… лежит поп тяжелым камнем… Уберите бумаги, Питу!

Питу(он стоит с граммофоном и пластинками, руки у него заняты). Но, мадам…

Сара. Ш-ш-ш-ш…

Питу. Не понял, мадам.

Сара. Ш-ш-ш-ш… (Изображает игру на рояле.)

Питу. Ах, на рояль? (Идет к роялю, ставит граммофон и пластинки.)

Сара(продолжая играть на воображаемом рояле). Вы убрали бумаги?

Питу. Нет, мадам.

Сара. Почему?