А вот Пайпер пожинал лавры. Он как будто стал выше ростом. Куда делась неловкость, где тот несуразный вид — все, что так бросалось в глаза при первой встрече? Он разговаривал с политиками и военачальниками, точно учитель с нерадивыми школьниками, а те буквально смотрели ему в рот.
— Теперь у вас есть все детали, — в бессчетный раз повторял изобретатель. — Пожалуйста, проследите за тем, чтобы все необходимое было доставлено еще существующим правительствам США, Англии и России. И передавайте информацию по всем каналам — по всем, я повторяю. Это должен услышать каждый.
— Да, доктор Пайпер, — говорил премьер-министр.
— Конечно, доктор Пайпер, — вторил ему адмирал.
— Между прочим, технический персонал этого судна — и эсминца тоже — может приступить к изготовлению дубликатов моей установки.
— Все уже делается, мистер Пайпер.
Баррет кисло усмехнулся и процитировал:
— На сей раз Крысолов без награды не останется, — задумчиво произнесла Джейн.
Баррет посмотрел на политиков и военных, которые столпились вокруг ученого, ловя каждое его слово.
— Этого-то я и боялся, — вздохнул он. — Но завтрашний день еще не настал.
УЖАС НА ПОЛЕ ДЛЯ ГОЛЬФА
Должно быть, уже миновала полночь, когда меня разбудил телефонный звонок — аппарат стоял возле кровати, потому, потянувшись за трубкой, я взглянул в окно и увидел: луна уже склонилась над горизонтом.
— Доктор Троубридж, это госпожа Мейтленд, — донесся из динамика взволнованный голос. — Вы можете подъехать прямо сейчас? С Полом случилось что-то ужасное.
— То есть? — поинтересовался я, ещё окончательно не проснувшись. — Что у вас там произошло?
— Мы… Мы не знаем, — запинаясь ответила она. — Он бредит. Знаете ли, он отправился на сельскую вечеринку потанцевать с Глэдис Филлипс. Мы уже легли спать, когда услышали, как кто-то барабанит в дверь. Господин Мейтленд вышел в зал, и когда открыл дверь, Пол буквально рухнул на него. Он выглядел ужасно, доктор… Вы не могли бы прямо сейчас приехать?
Жизнь психиатра напоминает парковку, а любой врач — общественная собственность. По первому же сигналу мне пришлось вылезти из кровати, одеться, завести автомобиль и отправиться в дом семейства Мейтленд.
Молодой Мейтленд лежал в кровати. Глаза у него были закрыты, зубы стиснуты, а на лице, несмотря на то, что он был без сознания, застыло выражение непереносимого ужаса. На его плечах и руках я обнаружил несколько длинных резаных ран, словно его плоть разрубили острым клинком с зубцами.
Я промыл и перевязал порезы, надеясь, что они скоро заживут, одновременно удивляясь тому, кто мог нанести молодому человеку такие раны.
— Помогите! Помогите! О Боже! Помогите! — бормотал парень словно в бреду. — Ох, ох… Он достанет меня. Он… — И тут его слова утонули в булькающем, нечленораздельном крике, переполненном страха. А потом он подскочил, сел, уставившись в пустоту круглыми от страха глазами.
— Полегче, полегче приятель, — попытался я его успокоить. — Ложись-ка, расслабься. Все будет в порядке. Ты дома, в кровати!
Молодой человек мгновение смотрел на меня, словно не понимал, что происходит, а потом упал на подушки, продолжая бормотать:
— Обезьяна!.. Обезьяна! Она сейчас схватит меня! Откройте дверь! Ради бога, откройте дверь!
— Сейчас… — Я открыл свой саквояж и достал шприц с успокоительным. — Сейчас вы успокоитесь.
Укол подействовал почти сразу, а потом я оставил его с родителями, отправился досматривать прерванный сон.
Заголовки буквально кричали со страницы газеты, лежавшей рядом с грейпфрутом, которым я обычно завтракал: