Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

– Конечно, все у меня, – говорю я, разрывая бумажную упаковку и бросая таблетки в пластиковый стаканчик, который тоже принесла с собой.

– Мне нужен мой прилосек! – говорит она со слезами на глазах. – Скоро принесут завтрак, а у меня ужасное несварение.

Она трясет своей лысой головой, и ее розово-белая вязаная шапочка трясется вместе с ней.

– Каждый день я прошу, чтобы мне приносили мой прилосек пораньше, однако никогда не получаю его вовремя.

Прежде я никогда не видела ее в таком состоянии. Эгоистичная мысль о том, что случилось с моей милой, по-матерински заботливой пациенткой, рождается у меня в голове. Затем, так как я хочу быть доброй и чувствовать себя полезной, я даю ей обещание, которое практически наверняка исполнить не смогу.

– Я все улажу, Дороти.

Есть ряд препаратов, которые следует давать в строго определенное время – инсулин, используемые при химиотерапии медикаменты, опиоиды от боли, – однако прилосек, который всего лишь борется с изжогой, к таковым не относится. У меня никогда не было пациента, которому он был бы нужен так сильно.

– Я просыпаюсь в шесть утра, и могу принять прилосек в любое время после этого. Сейчас же уже восемь с лишним.

На этих словах ее голос обрывается – она явно расстроена из-за того, что вовремя не получила прилосек.

– Я все улажу, – говорю я снова, и мне больно слышать ее жалобный, натянутый голос. Мне правда хочется ей помочь, но, если честно, я не могу гарантировать, что в следующий раз Дороти получит свой прилосек раньше, чем ей дали его сегодня. Его прием назначен на половину восьмого, и таблетки редко выдаются раньше установленного времени, так как большинство пациентов спят, а потребности в спешке, как правило, нет. В конце концов, мы тут занимаемся лечением рака; никто не переживает по поводу прилосека… за исключением Дороти, конечно.

Из индивидуальных упаковок я достаю ее остальные таблетки, по очереди их называя: вориконазол, ацикловир, ципрофлоксацин. Я бросаю их в пластиковый стаканчик, и голубые, желтые и белые таблетки перемешиваются вместе, словно пасхальные яйца в корзине.

Я провожу стандартный осмотр, который ей явно не по душе, так как она сильно раздражена. Я спрашиваю у нее:

– Помимо изжоги нет каких-то других проблем с употреблением пищи? Тошнота, рвота, понос, запоры?

Она мотает головой. Я достаю спиртовые салфетки и открываю несколько шприцев с физраствором. Я проверяю каждый из просветов ее центрального катетера, в то время как она любезно спускает верхний правый край футболки, чтобы показать мне повязку прямо под правой ключицей, под которую уходят трубки капельницы.

«Капельница работает как надо», – бормочу я, довольная появившейся в каждой из трех трубок кровью.

Я наклоняюсь над ней и смотрю ей прямо в глаза. Ее круглое лицо сильно хмурится, и она меряет меня пристальным взглядом. Я не могла знать про прилосек, однако у меня такое чувство, что мне следовало об этом знать.

– Я постараюсь позаботиться о том, чтобы вы получали свой прилосек пораньше, Дороти, – говорю я, слегка встряхивая, словно погремушкой, стаканчиком с ее таблетками, напоминая, чтобы она их выпила, хотя она и так прекрасно знакома с порядком после почти полуторамесячного пребывания в больнице.

Она кивает, все еще раздраженная, и тянется за стаканчиком с таблетками, чтобы потом запить их из стоящей рядом с кроватью бутылочки с водой.

– Я еще вернусь. – На прощание я посмотрела на нее, слегка нахмурившись, в надежде выразить свое сочувствие по поводу ее недовольства. Она уже была слишком увлечена проглатыванием своих таблеток и ничего не замечала, однако плечи ее расслабились.

По дороге к двери я хватаю из вазы пару конфет, которые съедаю прямо на ходу в коридоре, даже не обращая внимания на их вкус. Вот и позавтракала.

У Дороти ОМЛ – острый миелоидный лейкоз – наиболее опасная и тяжелая форма лейкемии у взрослых. Первоначальное лечение требует продолжительной госпитализации, которая для нее уже подходит к концу. Первую неделю пациент каждый день проходит интенсивную химиотерапию, после чего следующие пять недель уходят на преодоление неприятных побочных эффектов, среди которых язвы полости рта, понос, рвота и панцитопения – резкое снижение количества лейкоцитов, эритроцитов и тромбоцитов в крови.