СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.

Первый тост, как это было давно принято у армейских офицеров, — за Верховного! А когда уже наполовину опустел термос и было сказано немало тостов: за любимую Красную Армию, офицерский корпус, за скорую Победу, за здоровье проверяющих и гостеприимных хозяев, — и еще не была потеряна радость первого опьянения, когда алкоголь волшебно отпустил еще молодые, но порядочно истрепанные войной нервы, погружая их в безмятежный покой и послебанную телесную легкость, настраивая на добрые дела и сердечные слова, тогда за столом появился знаменитый певец и гитарист — старшина Костя Шкипер со своим другом — виртуозом игры на домре, Мишей Казаковым. Сазонов одолжил их на вечер у командира батальона связи. Сам комдив иногда приглашал их к себе, слушал и подпевал, когда Костя начинал распевные, но грустные «Реве та стогне» и «Гляжу я на небо».

За столом уже установилась тишина, и старшина взял несколько аккордов, и вместе с домрой они повели дуэтом довоенные мелодии. Говорят, что запахи и звуки по-особому действуют на память. А здесь, на фронте, все, что было связано с мирной жизнью, ценилось особо! И, слушая эти простенькие мелодии, они отдыхали душой; их охватывала радость, что они живы, здоровы, сидят со спиртиком в теплом блиндаже, немцы не бомбят, не обстреливают… А до боли знакомая по танцплощадкам и фильмам музыка устроила им радостную встречу с прошлым. Четвертый год шла война, и они уже подзабыли лица родных и любимых, а песенные слова бередили память. И, очарованные мелодиями и словами, они радовались и грустили об уходящей молодости, фронтовых утратах в ходе этой долгой войны.

Уже опустел термос со спиртом и был выпит чай из двух чайников. Время шло к полуночи. Дважды на «бис» был исполнен репертуар только входившего в моду киноактера Марка Бернеса, и сурово задушевная «Темная ночь» всякий раз заставляла блеснуть слезой глаза почти каждого из них. Но, каждому — свое. И Бондарев, выйдя из соседней землянки, усмотрел еще одно прегрешение Сазонова — исполнение запрещенной ГлавПУ песни в расположении блиндажа, о чем он непременно доложит завтра Туманову.

Глава XX. НЕУДАВШИЙСЯ ДОНОС

Утром, наскоро позавтракав, Бондарев, возбужденный предстоящей встречей, сел в двуколку и погрузился в размышления. Сейчас он не сомневался, что его усилия не пропадут даром. А для чего же еще его тогда вызвал Туманов?! Наверное, из того телефонного доклада полковник понял, что он имеет дело не просто с клеветником, а с бывшим совответработником областного масштаба, прошедшим практику в политорганах корпуса Ставки Верховного Главнокомандующего и выдвинутым для укрепления Особого отдела. И если он этого не знает, то Алексей Михайлович напомнит ему об этом. Несмотря на то что дорога пошла через глухой ельник и двуколку бросало по корням из стороны в сторону, он, не обращая на это внимания, продолжал мысленно укреплять свои позиции перед грозным полковником и делать прикидки, как тот воспримет его и какой сделает вывод. О том, что по совокупности фактов поведения, не достойных руководителя и коммуниста, Сазонов будет снят с отдела, Бондарев уже не сомневался!

Но какая польза будет лично ему, если Туманов назначит нового начальника, а он так и останется замом?! Значит, все его усилия и старания будут напрасны?! От таких мыслей ему стало жарко, он расстегнул полушубок, и утренний холодок ранней весны освежил его. И он снова и снова возвращался к этим мыслям. Но как сделать, чтобы полковник остановил выбор на нем?! Советоваться по такому деликатному вопросу даже с Кузаковым он бы не стал. Теперь он сам должен сделать такой ход, чтобы Туманов обратил на него внимание.