СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.

В начале октября начался сезон уборки картофеля. Многие горожане поехали наниматься на работу в деревню. Анджей тоже поехал к родственникам пана Загурского, где убирал картофель, капусту, кукурузу, заработал несколько пудов картошки и кукурузы и ночью все это привез в дом Загурского. Он продолжал соблюдать все меры предосторожности, совершенствовал их, придумывая новые виды маскировки: одевался под старика, изображая увечного селянина, и даже женщину, одетую в траур, таких сейчас было много в Польше. Судья посмеивался, но с интересом наблюдал за его маскарадом.

Томительно и медленно шло время — война остановилась: германские войска в боевой готовности застыли на французской границе. И весь мир жил ожиданием грозных событий. По ночам Анджей с Иосифом слушали заграничное радио: мощная станция Москвы перебивала всех и твердила, что финны угрожали Ленинграду и напали на СССР. Из Берлина неслись победные марши, а в перерывах — трескучие, лающие речи фюрера и победно утверждающий голос диктора. О судьбе отца и его коллег по несчастью не было ни слуху ни духу — как в воду канули! Судья пробовал навести справки во вновь созданном городском Совете, но ровным счетом ничего не добился, и в результате за ним увязался один из филеров. Если бы Анджей не устроил слежку за своим компаньоном и не ухитрился в магазинной сутолоке, куда зашел судья, шепнуть ему, чтобы он не вел за собой домой «хвост», а переждал до вечера у знакомых, то можно было ожидать обыска в доме. После этого случая судья проникся уважением к Анджею.

Слухи в городе ходили разные: многие не верили, что для проверки на лояльность требуется вывоз задержанных в Союз. Но никто не думал и не предполагал, что это закончится Катынью!

В те тревожные ночи Анджею часто снился отец — слабый, незащищенный, такой родной и близкий, смотревший на сына как будто с укором, что тот оказался нерасторопным и не смог защитить его. Кто мог знать и предполагать, что так случится!

Поздняя осень тридцать девятого года приметами природы предвещала суровую зиму, и она прошлась по Восточной Европе, промораживая насквозь пруды, загубив в садах яблони и вишни. Опасность жила рядом с Анджеем. За это время городская милиция пополнилась специалистами из России, но в конспиративной базе НКВД число филеров вроде бы сократилось: «зачистка» нежелательных элементов поуменьшилась и оставшиеся вели только наблюдение в городе. Сам город и местность, прилегающая к нему, по закону Советов были объявлены пограничной зоной, это давало возможность властям держать под контролем перемещения жителей уезда и приезжих. В любое время суток входить в дома для проверки документов и задерживать всех подозрительных.

Городские власти начали выдавать новые паспорта; одновременно с этим появились объявления о наборе рабочей силы для заготовки леса в Приуралье. Анджей понимал, что при получении нового паспорта возникнут трудности в милиции, поэтому зачастил на своих костылях на рынок к одному белорусу-рабочему, а им выдавали документы в первую очередь. Отдал свои добротные сапоги и получил паспорт на имя Адамчука Ефрема Кузьмича. Теперь он документально был защищен белорусским именем и рабочим происхождением. Новые власти, надрываясь, кричали, что в Польше были угнетаемы нацменьшинства, и особенно белорусы. Это белорусское происхождение пригодится ему потом, для проникновения к партизанам. Анджей даже не стал переклеивать фотокарточку и отпустил небольшую, крестьянскую бородку и усы, как у прежнего владельца паспорта, приобрел домотканую свитку, треух и в этом наряде ходил днем, неузнаваемый даже своими знакомыми. Еще осенью он решил совершенствовать свой немецкий и английский, чтобы пробраться в Латвию, поступить матросом на корабль, а затем присоединиться к Воюющим против немцев. Но события опередили его намерения.

Летом 1940 года немцы разгромили Францию, а на Яблочный Спас, когда приходят теплые звездные ночи, русские, по договоренности с Гитлером, заняли Прибалтику, а немцы при этом отхватили лакомый кусок — литовский порт Мемель.

План Анджея — пробраться в Англию и воевать против немцев — рухнул в одночасье! Он был разочарован, но не утратил способности быть осторожным и осмотрительным. Это вошло в привычку: видеть, наблюдать, выискивать подозрительное в поведении окружающих его лиц, в обстановке, не выставляться напоказ. Тот случай в трамвае, когда агенты НКВД чуть не схватили его, научил многому.