СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика

Теперь уже трудно установить, кто придумал заводить такие дела, но в них оседало все, что попадало в тайную, мелкоячеистую сеть политического контроля военной контрразведки. Чем меньше ячейки, тем больше было сведений о внутренней жизни подразделения. На официальном языке это называлось информацией о боеспособности части. Под эту рубрику можно было отнести все, что было запрещено уставом. Бывший начальник Сазонова — майор Гуськов — любил, когда литерное дело было увесистым и пухлым: «Я по одному виду литерного дела могу сказать, чего стоит «опер» этот или тот…» У него в чести всегда были те сотрудники, кто без устали собирал любые сведения — по поводу и без повода, лишь бы наполнить литерное дело и создать видимость оперативной работы. И Гуськов укоренял, поощрял такую традицию и требовал расширения осведомления. Но не только он требовал этого — все руководящие установки Главка «Смерш» твердили об усилении и совершенствовании аппарата осведомления и боеспособности армии и флота. В литерные дела поступал мутный поток сведений солдатского быта: от кражи портянок, самовольных отлучек, азартных игр на деньги, небрежного обращения с оружием и многого другого, что не представляло интереса для особистов, а скорее было материалом для командиров и политработников по воспитанию личного состава.

Продираясь сквозь дебри литерного дела в поисках необходимых материалов, предстояло запастись терпением. Не без улыбки Сазонов читал случайно попавшееся на глаза сообщение осведомителя о том, что во время карточной игры сержант Скворцов читал стихи антисоветского содержания: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ.

И вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ!..» Старший лейтенант Никифоров, в чьем оперативном обслуживании находился батальон связи, давая задание по данному факту, указал: «Продолжить наблюдение за Скворцовым и выяснить, что он имел в виду под «голубыми мундирами». Исполнительный, старательный Никифоров — ему чуть-чуть не хватало образования — закончил семилетку и пошел на работу — помогать отцу. Трудно было ему, выходцу из деревни, постигать возможность использования техники связи, не говоря уже о поэзии. Но на политзанятиях он старательно конспектировал историю ВКП(б) и обогатился знанием борьбы с врагами партии. Поэтому даже пытался завести разработку на двух солдат с фамилиями Каменев и Зиновьев, полагая, что они могли состоять в родстве с упомянутыми в «Кратком курсе» врагами.

Наконец, Сазонов выбрал из литерного дела несколько донесений на Княжича: все они были малосодержательными, почти слово в слово повторяли, что сержант Княжич хорошо относится к своим обязанностям, освоил материальную часть подвижного взвода, все приказания выполняет добросовестно, на политзанятиях принимает активное участие, враждебных высказываний не допускает, политику партии и правительства одобряет. И только двое осведомителей из шести подметили за Княжичем заслуживающие внимания особенности.

Осведомитель Гром — из людей, обладающих способностью толково излагать свои мысли, — указал, что Княжич, по его же словам, окончил только приходскую школу, однако в политике он разбирается лучше, чем замполит роты. Говорит, что последнее время работал слесарем, но объяснить, какой у него разряд, не мог. Гром утверждал, что Княжич слишком аккуратен в быту, знает правила гигиены и поэтому не похож на выходца из сельской местности. И еще у него есть навыки в медицине: он очень умело сделал «источнику» перевязку на плече — так могут делать только профессиональные медики. И в конце донесения он приходит к выводу, что Княжич не тот человек, за кого себя выдает! В справке по данному сообщению оперуполномоченный Никифоров пишет, что Гром, хотя и наблюдательный и грамотный осведомитель, но страдает по части выдумывания, помешан на том, что вокруг него одни шпионы.

Другой осведомитель — Верный — сообщил, что у Княжича поддельная красноармейская книжка и поэтому он никому ее не показывает и держит в потайном кармане. Других доводов по этой части осведомитель не приводил. Но проверка этого факта все опровергла, и только один факт остался без подтверждения: в своей части Княжич числится без вести пропавшим в августе 1943 года, а проверка по госпиталю свидетельствует, что он поступил туда в сентябре, и запись в красноармейской книжке подтверждает выдачу ее взамен испорченной.

Сазонов не раз встречался с небрежностью учетов и записей в госпиталях и в частях, и он уже был склонен убедить себя в этом, но глядя на запрос, уловил в себе смутное беспокойство; близость ожидавшей его какой-то неприятности. В голову лезла всякая чертовщина и этот вещий сон про мародера! Повторяя про себя, что все это не к добру, он позвал Бондарева, усадил его по своей учительской привычке рядом и продиктовал план перепроверки Княжича.

Глава XXIV. ПУТЬ К ПОРОГУ