СМЕРШ идет по следу. Спасти Сталина!

– Позволяете себе неслыханную дерзость, фрау, опаздывая, – выражая неудовольствие на своем лице, строго произнес Шелленберг. – Я ведь вызвал вас не на свидание, а на важную встречу. Важную прежде всего для вас, фрау Лида.

– Я прошу прощения. Был сигнал воздушной тревоги, в городе возникла паника, и трамваи остановились. Пришлось идти пешком.

– Допустим, вы меня убедили в вашей невиновности.

Он поднимается и, улыбаясь, подходит к Бобрик, берет ее руку в свои, подносит к губам и целует.

– У вас сегодня новый запах. Вы решили сменить не только прическу, но и духи?

– Это Таврин подарил мне флакон «Шанель № 5», – смутилась Бобрик. – Решила попробовать.

– И прелестно! Впрочем, вам идут любые духи. В вашем присутствии я всегда чувствую себя каким-то робким мальчишкой. А сегодня это нежелательно.

Бобрик смущенно улыбается. Шелленберг, не выпуская ее руку из своей, подводит даму к креслу, помогает сесть. Разливает в фужеры вино, садится сам напротив.

– Угощайтесь, фрау Лида. У нас впереди долгий и важный разговор, а на пустой желудок и всухомятку ни один разговор не склеится.

Некоторое время они заняты вином и закусками. Геббельс по радио все продолжал свое выступление. Наконец Шелленберг глянул на часы, откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и закурил сигару. Выпустив дым изо рта, он разогнал его рукой и посмотрел на Бобрик.

– Фрау Лида, Таврин, кроме того, что дарит вам духи, других предложений не делает?

– То есть, что вы имеете в виду? – не совсем поняла вопрос Бобрик.

– Ну, например, не предлагал ли он вам руку и сердце? – улыбнулся Шелленберг.

– Была бы другая ситуация, возможно, и предложил бы, – серьезно ответила Бобрик.

– Жаль, жаль, а я уж хотел было напроситься шафером на вашу свадьбу… Вы считаете, что он любит вас?

– Мне кажется, да, и совершенно искренне.

– А вы его?

– Разрешите мне не отвечать на этот вопрос, господин Шелленберг.

– Значит, вы его тоже любите. В таком случае, вы ставите под угрозу всю вашу дальнейшую карьеру. Вы понимаете это? Вам поручили следить за Тавриным, а не влюбляться в него.

Бобрик склонила голову и виновато забормотала еле слышно:

– Я старалась, как могла. Но сердцу не прикажешь. Я виновата и готова понести наказание.

– Готовы? – Шелленберг посмотрел на Бобрик в упор.

– Готова! – женщина выдержала его взгляд.

– Ну что ж, наказание для вас мы уже придумали. Принято решение забросить Таврина в тыл к русским. И не просто в тыл, а в Москву. И не просто забросить, но и поручить ему очень ответственное задание… Соображайте, фрау Лида. То, что я вам сейчас говорю, знают только руководители РСХА и вы. Даже сам Таврин пока еще не поставлен в известность. Это первое мое для вас наказание.

– Скорее, проверка.

– Можно истолковать и так, если хотите. Так вот, цель моей нынешней встречи с вами состоит в следующем: вы – ключевое звено операции. Вы должны установить за поведением и действиями Таврина в советском тылу неусыпный контроль. Ваша главная задача – добиться во что бы то ни стало решительных действий Таврина по выполнению задания. При его малодушии, трусости, умышленной задержке в выполнении задания вы должны реагировать не столько словом, сколько силой оружия. В случае прямого предательства Таврина я категорически вам приказываю убрать его.

Их взгляды снова встретились. Пауза длилась почти целую вечность, но ни один мускул не дрогнул на лице женщины. По радио снова зазвучала маршевая музыка.

– Я поняла приказ, господин Шелленберг.

– Надеюсь, фрау Лида, вы понимаете, что я сегодня сказал вам слишком много, рискуя и собственной карьерой.

– Меня же проверяли ваши спецорганы. Я доказала свою преданность Германии и тому делу, которому сейчас служу.

– Именно поэтому я с вами и откровенничаю.

– Но, простите, господин Шелленберг, в каком качестве вы хотите меня отправить в тыл? Не в качестве же просто жены Таврина?

– Логичный вопрос. И об этом я уже подумал. Вы отправитесь в качестве радистки…

– Но я же не умею…

– Не перебивайте меня, фрау Лида, – поморщился Шелленберг. – Мы отправим вас на курсы радистов. Наши асы за два месяца натаскают вас.

Шелленберг потушил сигару о дно пепельницы, встал, подошел к Бобрик, взяв ее за руку, помог подняться. Обнял ее за талию и посмотрел в глаза.

– Остальные инструкции вы получите после официального утверждения плана операции.

– Я могу быть свободна? – Бобрик попыталась освободиться из его объятий.

– Пока еще нет, – тихо, заискивающе произнес Шелленберг.

Он поцеловал сначала ее руку, потом шею, лицо, и, наконец, губы их слились в поцелуе.

* * *