СМЕРШ. Один в поле воин

— Да хрен с ней с фамилией! Кто такой?

— Начальник Особого отдела 6-й армии.

— Начальник Особого отдела?! — упавшим голосом произнес Петр, и спину обдало холодом.

То, что сейчас он услышал, не походило на театральную сцену с потрясанием бумагами и папкой, которую перед ним разыграл Макеев. Ориентировка — это тебе не донос сверхбдительного красноармейца; по ней без всякого следствия и суда ставили к стенке. Теперь Петра терзал только один вопрос: какое отношение она имела к нему? — и он насел на Сычева.

— Что в ней написано? Что?!!

— Щас, щас… — вспоминал тот. — Э-э-э… Принять меры по задержанию этих, ну, агентов, немецко-фашистских разведорганов и пособников.

— Агентов?!! Пособников?

— Да, так в ней написано.

— Дальше, дальше!..

— И… И там были наши фамилии.

— Чего-о-о?!! Наши? Ты с ума сошел, Сычев?!!

— Лучше бы сошел.

— Нет, постой-постой, Серега! Такого не может быть? Не может быть! — не верил своим ушам Петр.

— Че годить, Иваныч, я своими глазами видел. Макеев мне той бумажкой все в морду тыкал.

Сычев продолжал что-то говорить, а у Петра голова шла кругом. Несколько минут назад у него еще теплилась надежда, что от нелепых обвинений Макеева в предательстве рано или поздно ничего не останется, а его примитивный прием с мифическим заявлением являлся лишь средством психологического давления. Теперь же, когда выплыла ориентировка какого-то там Рязанцева, положение стало безнадежным.

— Не, Серега, этого не может быть?! Тебя на испуг брали, мало ли Сычевых и Прядко, — цеплялся за соломинку Петр.

— Какой там испуг, Иваныч! Ты помнишь Струка?

— Ну…

— Так, то его, суки недобитой, работа!

— Как?!! Его же под Винницей убили?

— Живее нас с тобой, сволота! Вражиной оказался, на допросах у особистов раскололся! Представляешь, его фрицы к нам заслали!

— Заслали?!!

— Теперь, Иваныч, ты понял, кто нас под Винницей подставил!

— У-у-у, сволочь! — застонал Петр и в ярости хватил кулаком по стене.

— Так он, падла, наплел особистам, что это мы отряд на засаду навели.

— Чего-о-о?! — и Петр потерял дар речи.

Предательство, а еще больше оговор Струка потрясли его. С августа они сражались бок о бок, и тот не давал повода усомниться в своей надежности: в бою не прятался за спины других и не отлынивал от засад и диверсий, из разведки не один раз возвращался с ценными сведениями. Переменчивая военная судьба развела их под Винницей. Там отряд Петра напоролся на колонну гитлеровцев, завязался бой, после которого Струк пропал. И вот теперь он воскрес, чтобы похоронить его и Сычева. А тот, склонившись к уху, с жаром нашептывал:

— Иваныч, пока не поздно, надо рвать когти.

— Чего?!! Когти? Какие? — все еще не мог прийти в себя Петр.

— Очнись, Петя! Потом будет поздно. Надо сматываться! — тормошил его за плечо Сычев.

— Куда? От кого? От своих?

— Какие свои? Для них мы хуже фрицев? Кокнут и глазом не моргнут.

— Ты это… Ты кончай! Я-я-я… — голос у Петра сорвался.

— Иваныч, тише-тише, не кипишись! Мы не первый день друг друга знаем, сейчас против них не попрешь. А своей смертью кому и че докажешь? Живы останемся, тогда и будем доказывать. Надо уходить пока темно, — твердил Сычев.

— Куда?

— В лес, там отсидимся.

— Но от себя не убежишь.

— Глупо это, Иваныч! Макееву ничего не докажешь.

— На нем свет клином не сошелся. Есть другие. А за нас ребята и дела скажут, — упрямо твердил Петр.

— Эх, Иваныч, Иваныч… — посетовал Сычев и заявил: — Ну, как знаешь. А я здесь подыхать не собираюсь!

Выбравшись из сена, он поднялся на чердак. Под его ногами предательски затрещали доски, Сычев замер и, выждав минуту-другую, принялся искать лаз. Возня на чердаке не осталось незамеченной, и предрассветную тишину нарушил грозный окрик часового:

— Эй, шпиены, кому там неймется?! Пулю захотели схлопотать?

Это остановило Сычева. Он спустился с чердака и забился в свой угол. А Петр весь извертелся в поисках выхода их тупика. За время войны ему пришлось повидать немало чужих смертей и мысленно свыкнуться с собственной, но вопиющая несправедливость, что ее предстояло принять от своих, изводила его. Он снова и снова искал аргументы, чтобы разрушить горы лжи, нагроможденные мерзавцем Струком, и не находил.

«Будь что будет!» — решил положиться на судьбу Петр и остановившимся взглядом уставился в потолок.

Мучительно медленно тянулось время. Полоска света упала на лицо. За стенами сарая занимался хмурый осенний рассвет, и смертельная тоска сжала сердце: скоро, совсем скоро все должно закончиться. Его обостренный опасностью слух ловил каждый звук: хрупкую утреннюю тишину нарушало лишь звонкое потрескивание льда под ногами часового.

«На носу зима, — отметил про себя Петр и с тоской подумал: — Но тебе, похоже, до нее не дожить».

Шорох сена отвлек его, к нему подсел Сычев и тихо обронил:

— Извини, Иваныч, гадом помирать не хочется.

— Будем живы — не помрем, Сережа, — дрогнувшим голосом произнес Петр, и, поддавшись порыву, они обнялись.

Громкие голоса на улице заставили их напрячься. Один из них принадлежал сержанту Дроздову.

— Сидоров, открывай! — распорядился он.