Смерть Ахиллеса

Купчик спрыгнул на тротуар, пошатнулся, махнул кучеру:

— Вали! Ночевать тут буду.

Лихач щелкнул кнутом и, по-разбойничьи присвистнув, покатил прочь, а загулявший охотнорядец сделал несколько неверных шагов и покачнулся. Бритый тут как тут — подхватил под локоток.

— Давай помогу, ваше степенство. Неровен час оступишься…

Заботливо взял под локоть, зашептал скороговоркой:

— Агент Клюев, ваше высокоблагородие. Вон моя коляска, с рыжей лошадкой. Буду на козлах дожидаться. У черного хода агент Незнамов. Точильщика изображает, в клеенчатом фартуке. Объект десять минут как прибыл. Прицепил рыжую бороду. Какой-то дерганый весь. И при оружии — подмышка оттопырена. А вот это его превосходительство велели передать.

Уже у самых дверей «извозчик» ловко сунул в карман купчине свернутый в осьмушку листок и, сняв картуз, низко поклонился, но на чай не получил и лишь досадливо крякнул, когда перед ним захлопнули дверь. Под насмешки возниц («Что, ухарь, сорвал двугривенный?») поплелся назад к пролетке и понуро влез на козлы.

Ресторан «Альпийская роза» вообще-то считался заведением чинным, европейским. Во всяком случае, в дневное время. В завтрак и обед сюда приходили московские немцы, как торговые, так и служилые. Кушали свиную ногу с кислой капустой, пили настоящее баварское пиво, читали берлинские, венские и рижские газеты. Но к вечеру скучные пивохлебы отправлялись по домам — подвести баланс по учетным книгам, поужинать да засветло на перину, а в «Розу» начинала стекаться публика повеселей и пощедрей. Преобладали все-таки иностранцы, из тех, кто легче нравом и при этом предпочитает веселиться не на русский, а на европейский лад, без пьяного крика и расхристанности. Русские если и заглядывали, то больше из любопытства, а с некоторых пор еще и для того, чтобы послушать, как поет мадемуазель Ванда.

Охотнорядец остановился в беломраморном фойе, икнув, осмотрел колонны и ковровую лестницу, швырнул лакею свой ослепительный цилиндр и поманил метрдотеля.

Первым делом сунул ему беленькую. Потом, обдав коньячным запахом, потребовал:

— Ты мне, немец-перец-колбаса, стол обеспечь, и чтоб не какой у вас так на так пустой простаивает, а какой мне пондравится.

— Народу много-с… — развел руками метрдотель, который был хоть и немец, но по-русски говорил на истинно московский лад.

— Обеспечь, — погрозил ему пальцем купец. — Не то забедокурю! И это, где тут нужник у вас?

Метрдотель пальцем подозвал лакея, и скандального гостя со всем почтением проводили в туалетную комнату, отделанную по последнему слову европейской техники: с фарфоровыми стульчаками, водосливом и обзеркаленными умывальниками. Но Тит Титыч немецкими новшествами не заинтересовался, а, велев лакею дожидаться снаружи, вынул из кармана свернутый листок и, сосредоточенно нахмурившись, стал читать.

Это была расшифровка телефонного переговора.

2 часа 17 минут пополудни. Абонент 1 — мужского пола, абонент 2 — женского пола.

А1: Барышня, мне нумер 762… «Англия»? Здесь Георг Кнабе. Прошу позвать госпожу Ванду.

Голос(пол не определен): Сию минуту-с.

А2: Ванда у аппарата. Кто это?

А1: (Помета на полях: «С сего места всё по-немецки»). Я. Срочное дело. Очень важно. Скажите мне одно, делали ли вы с ним что-нибудь? Вы понимаете, о чем я. Делали или нет? Говорите правду, заклинаю!

А2: (после продолжительной паузы): То, что вы имеете в виду, я не сделала. Все произошло само. Но что с вами? У вас такой голос.

А1: Нет, правда не делали? О, благодарение Господу! Вы не представляете, в каком я положении. Это кошмарный сон.

А2: Я очень рада. (Одна фраза неразборчиво).

А1: Не шутите. Все от меня отвернулись! Вместо похвалы за проявленную инициативу — черная неблагодарность. И даже хуже. Может получиться так, что известное вам событие не отдалит конфликт, а наоборот, его приблизит — вот что мне передали. Но ведь вы ничего не сделали?

А2: Я же сказала: нет.

А1

: А где склянка?

А2: У меня в нумере. И все так же запечатана.

А1: Я должен у вас ее забрать. Сегодня же.

А2: Я сегодня пою в ресторане и уйти не смогу. И так два вечера пропустила.

А1: Знаю. Я буду. Уже заказал столик. На семь часов. Не удивляйтесь — я буду замаскирован. Так нужно для конспирации. Захватите склянку с собой. И вот еще что, фрейляйн Ванда, в последнее время вы что-то много себе стали позволять. Смотрите, я не тот, с кем можно шутки шутить.

(А2, не отвечая, дает отбой.)

Стенографировал и перевел с немецкого Юлий Шмидт.

Внизу косым гвардейским почерком приписка: «Не убрал бы он ее с перепугу, а? Е.О.»

* * *