Смерть банкирши

Так случилось, что он в свои 35 лет до сих пор оставался холостяком, хотя поползновения на его свободу со стороны прекрасного пола нет-нет, да и случались. Правда с каждым годом таких посягательств, становилось все меньше, но Павел относил это лишь к тому, что это он стал более разборчивым, а может даже капризным, заботливо и придирчиво ограничивая свой круг общения.

Вчера вечером, лежа на диване и равнодушно взирая на экран телевизора, он вдруг поймал себя на мысли, что с тех пор как перебрался в этот город у него не появилось ни одной знакомой женщины, более того он даже не стремился подобные знакомства здесь возобновлять. Да и откуда им было взяться, этим знакомствам? Целыми днями он бегал как угорелый, оформляя свое право на наследство, регистрировал собственность. У тетушки, кстати, оказалась еще и дачка где-то загородом, и гараж, и еще многое, до чего у Павла, пока что, руки так и не дошли.

Потом он уже в поисках работы обивал пороги редакций газет и журналов, даже на телеканалах побывал, тут уж, как говорится, не до амурных интрижек. Да и где бы он мог пересечься с достойными дамами? В целях экономии из всех злачных мест он мог себе позволить только посещение соседствующего с его домом пивного бара «Медведь», куда, как известно, ни одна порядочная женщина не пойдет, чтобы скоротать вечер за кружкой пива.

– Да, запустил я как-то свою личную жизнь. – Паша крутнулся на громадном кожаном кресле, отыскивая взглядом свой смартфон.

– Интересно сколько у меня свободных капиталов на счету? – Поколдовав со смартфоном, он недовольно хмыкнул. – Куда деньги-то исчезают? Вроде и так уже в режиме крайней экономии живу. Что, идти в ресторан и сидеть там выглядывать, как бы лишнюю копейку не истратить? Не может быть, чтобы у тетушки никаких заначек не было. – Вдруг осенило Павла. – Я ведь теперь здесь, как бы, хозяин и ничего зазорного не будет, если я этим воспользуюсь. Только вот найти бы эту заначку. Думаю, что здесь и без меня уже все обшарили «лихие люди».

К огромному удивлению и великой радости в первой же шкатулке, которую он открыл, как упрек на незаслуженное обвинение мифических «лихих людей», лежала пачка пятитысячных российских банкнот.

– Е-мое … – Павел ошалело держал в руках полмиллиона рублей. – Ну, тетушка, дай Бог, чтобы это было не последнее, чем бы вы меня удивили. Знал бы Паша, как его слова были близки к реальности, он бы поостерегся от таких пожеланий.

Настроение настолько поднялось, что он даже на радостях позволил себе допить последние сто граммов коньяка, оставленного им как неприкосновенный запас. Отчего настроение еще больше улучшилось.

– А не сходить ли мне, куда-нибудь, поужинать? – Пришла вдруг вполне здравая идея, тем более, что время было как раз подходящее, а в холодильнике – «шаром покати».

***

Через полчаса Паша, весело насвистывая, сбежал по широкой лестнице с третьего этажа и оказался на пустынном дворе. На улице было уже почти темно, в весеннем апрельском воздухе клочьями висел серый туман, а с неба моросил мелкий колючий дождь вперемежку со снегом.

– Чертова Сибирь – Передернул он плечами – В Москве сейчас тепло уже. Наверно и цветы на клумбы высадили, а здесь? – Павел поднял воротник легкой кожаной куртки и секунду подумав, направился к уже знакомому бару «Медведь», но вдруг остановился и махнул проезжавшему мимо такси.

– В «Сопку» – Бросил Алексей, усаживаясь на заднее сиденье.

Глава 2. Юрий Петрович.

День, как пишут классики, догорал. Похолодало. По пустой и безлюдной улице навстречу пронизывающему, сырому ветру, ссутулившись и пряча лицо от колючего мокрого снега, шаркающей походкой брел человек.

Одет он был, прямо скажем не по сезону, тепло. Старое ватное пальто, когда-то светло-коричневого цвета, с каракулевым воротником из-под которого торчал изношенный, грязный шарф крупной вязки.

Длинное пальто, не позволяло определить, какого фасона и цвета были его брюки, зато лохматые войлочные боты говорили сами за себя. На голове человека была фетровая широкополая шляпа, мешающая определить его возраст. Поскольку подобные наряды в наше время ни один уважающий себя человек не наденет, можно было бы предположить, что этот человек «бомж» и весьма преклонного возраста.

Но это было бы ошибкой, поскольку судить по фасону и качеству одежды о человеческом возрасте, а тем боле социальном статусе, весьма опрометчиво. И если бы вам, вдруг, довелось заговорить с ним где-нибудь, например, в ресторане, куда, впрочем, он и направлялся, то на вас взглянул бы еще не старый человек, лет этак шестидесяти отроду с ярко выраженными признаками интеллекта и благородства.

***