Смерть длиною в двадцать лет

Летро выдул несколько ломаных табачных колец, поерзав, удобнее уселся на своем стуле и сказал:

– Нет, я, правда, даже и не знаю, как вас благодарить.

Пеллетер кивнул, а Летро продолжал:

– Вообще это дело… – Он покачал головой.

– Но мне все-таки понадобится еще разок съездить в тюрьму, хотя и ужасно не хочется, – сказал Пеллетер.

Летро небрежно махнул рукой.

– Над этим пусть Фурнье ломает голову. Это его проблема.

Пеллетер нахмурился, пытаясь убедить себя, что это действительно так. Ну а в самом деле, с какой стати это должно быть его проблемой?

– Только не удивляйтесь, если Фурнье в итоге ничего не расследует, – сказал он.

В этот момент в открытую дверь кабинета Летро постучали, и все трое обернулись на стук.

Офицер с порога доложил:

– Шеф, вам звонит начальник тюрьмы Фурнье.

– Начальник тюрьмы! – сказал Летро. – Быстро он продвигается по служебной лестнице!

– Прошу прощения, заместитель начальника тюрьмы, – поправился офицер.

Летро потянулся к аппарату на своем столе и сказал в трубку:

– Вы слышали наши хорошие новости? – Но тут брови его вскинулись, и он воскликнул: – Что-о?! Когда?

Ламбер посмотрел на Пеллетера, но тот, с наслаждением затягиваясь сигарой, только пожал плечами.

– Мы выезжаем! – сказал Летро и повесил трубку, после чего объяснил Пеллетеру и Ламберу: – У них еще одного человека зарезали. Мауссье.

Глава 17

Мауссье в лазарете

Лазарет наконец опустел после того, как целый день там, помимо врачей и медсестер, толклись всевозможные люди. Пеллетер попросил у Фурнье разрешения на посещение раненого арестанта, и Фурнье дал согласие, выставив перед дверью лазарета одного из надзирателей и Ламбера.

Арестант, получивший ножевые ранения четыре дня назад, пока еще находился в лазарете. Нормальный цвет лица уже вернулся к нему, и он уже сам сидел в постели. Его вообще должны были выписать в тот день и отправить обратно в камеру, но всем стало не до него из-за этого нового покушения.

Пеллетер подошел к Мауссье и присел на соседнюю койку.

– Как там поживает мадам Пеллетер? – сказал Мауссье.

Голос у него был слабый, но Пеллетер знал от доктора, что раны у Мауссье всего лишь поверхностные. То есть эта слабость была очередным его спектаклем.

Пеллетер никак не отреагировал на этот его коронный вопрос.

– Я слышал, наш начальник тюрьмы уже больше не начальник.

– А вы рады этому?

Мауссье пожал плечами.

– Мы не можем знать заранее, что преподнесет нам жизнь. Мы должны принимать жизнь такой, какая она есть.

Пеллетер, прищурившись, молчал, пытаясь найти какой-то способ приблизиться к интересующей его теме. С Мауссье всегда было так – из него никогда нельзя было выудить правду до тех пор, пока он не решал сам выложить ее вам.

– Ну теперь начальником тюрьмы, вне всякого сомнения, станет Фурнье, – наконец проговорил Пеллетер.

– Жаль, – сказал Мауссье с безразличным видом.

– А этот вот, судя по всему, будет жить, – сказал Пеллетер, кивком указав на другого обитателя лазарета.

– О нет, инспектор, этот умрет. Мы все умрем. Мы уже сейчас умираем, когда говорим.

Пеллетер помрачнел. Он уже выяснил многое из того, что намеревался. Но у него не было ни сил, ни терпения философствовать в компании этого закоренелого убийцы, поэтому он спросил напрямик:

– Это вы убили этих людей?

– Каких людей? – сказал Мауссье, удивленно изогнув брови.

– Этих арестантов.

Мауссье криво усмехнулся.

– Не в моем вкусе.

– Ну или сделали так, что они были убиты. Вашей целью был Фурнье, и вы решили, что многочисленные трупы, обнаружившиеся сразу вскоре после его появления здесь, испортят ему жизнь. Но вы не ожидали, что эти трупы будут найдены совсем не теми людьми и совсем по другой причине, и когда все пошло не так, как вам хотелось, вы вызвали меня, чтобы всколыхнуть это болото.

– Вы любите сочинять истории, я знаю, – сказал Мауссье. – Я слышал, вы много их сочинили за последние несколько дней.

На эту дешевую наживку Пеллетер не клюнул и, конечно, не стал спрашивать у Мауссье, откуда он опять так хорошо проинформирован, а продолжал:

– Это вы должны были выкрикнуть в строю «Здесь!», когда Меранже был уже мертв. И ваши камеры были рядом. Вы просто хотели еще больше замутить воду в болоте.

Мауссье зажмурился, словно от внезапного приступа боли, но по блеску в его глазах Пеллетер понял, что это очередной спектакль.

– Вы промазали мимо цели. Вы добились смещения начальника тюрьмы, но на его место получили ненавистного вам человека.

Мауссье пожал плечами.

– Ну это уж как получилось.

Пеллетер, не сдержавшись, порывисто подался вперед, намереваясь надавить на раны на животе Мауссье. Тот, видя это, даже не шелохнулся, и Пеллетер, хоть с трудом, но остановился.

– Вы порезали себя ножом, чтобы отвести от себя подозрение. Но что будет, если убийства теперь прекратятся? Фурнье же не станет от этого мягче. Даже когда я уеду.

– А кто сказал, что убийства прекратятся?

– Ну, я думаю, они прекратятся. Вы уже сделали достаточно.

– Возможно.

Пеллетер прищурился. Что это было? Признание? Нет, вряд ли. Он просто сказал, что убийства могли бы прекратиться. Стиснув зубы, Пеллетер процедил:

– Почему?