Смерть длиною в двадцать лет

Со стороны дом Розенкранца выглядел безмятежным. Я припарковался на том же месте, где и прошлым вечером, и заглушил двигатель. Полицейские, по моим подсчетам, тоже должны были заглянуть сюда позже, чтобы взять показания у Розенкранца, но пока их здесь не было. Я вылез из машины и направился к дому. В конце дорожки в раскрытые двери гаража виднелись коричневатый «бьюик» и темно-бордовая «ла саль». Можно было, конечно, проверить дом на предмет незаконного вторжения, но я не видел такой необходимости. Это был просто спящий дом в спящем квартале. Я вернулся к своей машине и, прислонившись к капоту, закурил. Три раза чиркал спичкой, пока удалось закурить.

Около семи пешком пришел мексиканец в своем плохо сидящем «камзоле». Увидев меня, подошел.

– Ну, как прошла ночь? – поинтересовался он.

– Весело.

– Моя тоже.

Мы молчали какое-то время, потом он сказал:

– Меня, кстати, зовут Мигель. – И, кивнув на дом, добавил: – Я заступаю в дневную смену, так что ты можешь идти.

– Ладно, только докурю, – сказал я и затянулся.

Он перешел через улицу и направился к своему маленькому замку, где ему предстояло охранять свою принцессу и где на каждом углу его подкарауливали проблемы. Глядя ему вслед, я дождался, когда он скроется за домом, потом выждал еще минут десять – чтобы убедиться, что он не выбежит сообщить мне о какой-нибудь новой трагедии. Он не выбежал. Полиция пока тоже не появилась. Я докурил свою сигарету, сел в машину и уехал.

В Голливуде, в Олмстеде, я не стал загонять машину в гараж. Квартирка моя состояла всего из одной большой комнаты, раздельного санузла и крохотной кухоньки. Я постарался сделать так, чтобы каждый уголок моего пространства служил своим целям. Здесь был обеденный стол с двумя хромированными стульями – прямо на границе с кухонькой, и двуспальная кровать с торшером и тумбочкой – прямо на границе с ванной. Еще было здесь мое любимое старое доброе кресло-качалка с еще одним торшером и стопкой книг на полу – все это занимало третий угол комнаты. Единственное окно находилось в ванной, и сделано оно было из пузырчатого толстого стекла.

Перед тем как принять душ, я хлопнул три стопочки бурбона, и еще три после душа. Глянув на часы, я понял, что мне пора уже было проголодаться, поэтому снова вышел из дома и направился в свою любимую забегаловку, где заказал себе яичницу с беконом и румяным тостом и кофе. Но, поедая все это, я беспрерывно думал только о молодой женщине с перерезанным горлом и вспоротым животом. Съев только половину своего завтрака, я оставил на столе щедрые чаевые и вышел на улицу, где купил себе сразу несколько газет, но ни в одной из них ни словом не упоминалось об убийстве Эрхардт. Видимо, новость эта еще не просочилась в прессу.

В вестибюле Блэкстоун Билдинг было пустынно. На лифте я поднялся на третий этаж. Коридоры здесь тоже были пустынны, и я надеялся, что в моем незапертом офисе меня ждет такое же безлюдье. Но я ошибался – внутри оказалось полно народу.

Навстречу мне сразу же поднялся Бенни Стёрджен, словно щитом прикрывавший живот шляпой. Он был высок ростом, но не выше меня. Седые пряди в его волосах не старили его, а придавали ему «нестандартный» вид. Он был в очках в круглой оправе, каких я что-то не видел на нем на съемочной площадке. В рубашке без пиджака и в жилете. Глубокие складки на лбу и по углам рта.

Эл Нокс тоже был здесь – расхаживал из угла в угол с зажженной сигаретой. Тяжелые припухшие веки, ссутуленные плечи – словом, вид человека, которого спозаранок подняли из постели дурной новостью. Но в битком набитой пепельнице я заметил всего один свежий окурок – значит, Эл торчит здесь недавно.

– Итак, мистер Фостер… – начал было Стёрджен.

– Деннис, – бросился ко мне Нокс.

– Мистер Фостер, я настаиваю, чтобы со мной вы поговорили первым, – снова вставил Стёрджен. Говорил он с убедительностью человека, привыкшего отдавать распоряжения, которые всегда исполняются. Только шляпа, прижимаемая к животу, портила эффект. – Я пришел к вам по делу безотлагательной важности. Нам нужно срочно поговорить.

Я успокоил его имевшимся в моей обойме специальным для таких случаев взглядом и сказал:

– Сначала Эл, потом вы.

Я прошел к двери моего личного кабинета, отпер ее и впустил Эла. Я сел за свой рабочий стол, а Эл на один из стульев с прямыми спинками по другую сторону.

– Ты знаешь, что ты скотина? – сказал он, морща губу.

Я всплеснул руками.

– Эл, я действовал в рамках закона…

– Ага. А они теперь хотят повесить это на Роуз.

– Что-о?! – Я почувствовал себя так, словно кто-то перерезал кабель в лифте, в котором я ехал.

– Да. Они хотят повесить на Хлою Роуз убийство Мэнди Эрхардт.

– Кто хочет?

– Кто-кто… Полиция!

Я импульсивно подался вперед.

– Послушай, Эл, я видел место преступления, этого не могла совершить женщина! Во всяком случае, женщина с комплекцией Хлои Роуз. Может студия как-то заявить об этом официально?

Эл устало провел рукой по лицу.