Смерть героя

Джорджа и смутил и позабавил этот взрыв негодования. Ему и самому на многих здесь противно было смотреть, чего стоил хотя бы Роберт Джеймс, Друг Поэтов, выпускавший антологии творчества самых бездарных писак, в гетрах и с моноклем, шепелявый и брызжущий слюной. Но в конце концов мистер Джеймс существо безвредное и доброжелательное. Можно не разделять его вкусов, можно не испытывать к нему симпатии, да и к большинству присутствующих тоже. Но «жалкие червяки» и «гнусные мерзавцы» – это, кажется, уже слишком. Кроме того, Джорджа слегка коробили простонародные словечки мистера Бобба и он не мог понять, почему сексуальная холодность иных мужчин в смокингах должна подвигнуть рабочих на кровопролитную революцию.

– Мне кажется, рабочим на это наплевать. Если дело обстоит так, как вы говорите, уж скорее женщины станут суфражистками161.

– Брр! – сказал мистер Бобб. – Тьфу! Суфражистки? Да ну их! Они воняют. Они грязнухи. Они непристойны. Женщины и право голоса! Последняя стадия разложения нашего гнусного мира! Уж если женщины добираются до власти, всему конец. Это значит – мужчинам крышка, гнусным мерзавцам. Дайте женщинам власть, и ничто не спасет мир. Разве что социализм и неподдельная тяга внутреннего бессознательного Мужского начала к сокровенному бытию Женского лона. Но нет, они этого не стоят. Пусть сгинут. Вы еще увидите, милый мой, сами увидите. Через каких-нибудь пять лет у нас будет…

– Ах, мистер Бобб, – послышался голос, и перед ними появилась миссис Шобб, застенчивое создание в серебристо-сером, с седеющими волосами, кроткое и трепетное, точно серая ночная бабочка. – Ах, простите, мистер Бобб, что я прерываю вашу столь ин-те-ресную беседу. Но леди Картер так хочет с вами познакомиться, она вами

так восхищается! Я уверена, она вам понравится, и обе ее дочки тоже – они такие пре-лестные девушки!

Джордж видел, как мистер Бобб подобострастно склонился перед леди Картер и оживленно заговорил с этой живой ступенькой общественной лестницы. Несколько минут он наблюдал эту сцену и уже собрался уходить, когда к нему приблизился мистер Уолдо Тобб.

– У вас отсутствующий вид, Уинтерборн, – сказал он, отчетливо выговаривая слова, точно читая по книге. – О чем это вы так глубоко задумались?

– Да вот Бобб сейчас поносил Апджона за то, что он пресмыкается перед леди Картер, а как только миссис Шобб предложила их познакомить, побежал со всех ног. Полюбуйтесь, вот он – так и ловит каждое ее слово.

Мистер Тобб слушал с серьезностью чрезвычайной.

– О-о, – протянул он многозначительно, как бы намекая на вещи, о которых лучше не говорить вслух. Это было великое преимущество мистера Тобба в светской беседе. Он убедился, что, когда молчишь с вопросительным видом, собеседнику становится неловко, он чувствует себя обязанным что-то сказать и иной раз невольно проговорится. В этих случаях мистер Тобб чопорно произносил: «О-о!», или: «Вот как?», или: «Да что вы!» – это выходило у него весьма внушительно и притом словно бы укоризненно. По слухам, мистер Тобб наедине с собою часами упражнялся, совершенствуя интонации своих «О-о!», «Вот как?» и «Да что вы!». Безусловно, он достиг высокой степени совершенства – так изысканно и многозначительно это у него звучало. Мистер Тобб сильно пил, отдавая предпочтение джину; однако, надо признать, чем больше он, бывало, выпьет, тем изысканнее и туманно-многозначительнее изъясняется.

Итак, после «О-о!» мистера Тобба наступила пауза. Его вопрошающее молчание делало свое дело. Джордж от смущения сказал первое, что пришло в голову:

– Меня привел Апджон, я сейчас смотрел его новые картины.

– Вот как?

– Он хочет, чтобы я о них писал, но это очень трудно. Честно говоря, я их не понимаю, по-моему, это все вздор. А как по—вашему?

– О-о.

– Видели вы его картины?

– Не-ет.

Да скажи же хоть что-нибудь, черт бы тебя побрал!

Снова долгое молчание.

– Ну-с, дорогой мой Уинтерборн, мне было очень приятно с вами побеседовать. Заходите ко мне как-нибудь в ближайшем будущем. А теперь прошу прощенья, мне нужно спросить кое о чем лорда Конгрива. Всего лучшего. Всего наилучшего!

Джордж наблюдал встречу мистера Уолдо Тобба с лордом Конгривом.

– Приветствую, Уолдо!

– Бернард, дорогой мой!..