Смерть и немного любви

– А если пожилой мужчина пришел один?

– Скорее всего за свидетельством о смерти жены или кого-то из родителей. Мы с вами в угадайку играем?

– А что? По-моему, замечательная игра, – обезоруживающе улыбнулся Михаил. – А если вы увидите здесь древнюю старушку, что вы подумаете?

– Что она потеряла какой-то важный документ и пришла за повторным. Что еще ей здесь делать? Не замуж же выходить. И детей крестить поздновато, – рассмеялась девушка.

– А той женщине вы, выходит, никакой истории не придумали. Почему, например, она не могла прийти за свидетельством о смерти?

– У нее выражение лица было… – Она замялась, подыскивая нужное слово.

– Какое?

– Ну… не такое. Не как у человека, который потерял кого-то близкого. Свидетельства же выдаются только близким родственникам. У них лица совсем другие бывают.

– А у нее какое было лицо?

– Каменное. Знаете, такое безразличное и внутрь себя повернутое. Не расстроенное, не убитое, не радостное… Понимаете, загс – организация особенная. Вы, может быть, не задумывались, но здесь все связано с переменами в жизни людей. Мы же так и называемся: отдел записи актов гражданского состояния. Как состояние поменялось – сразу к нам бегут. А ведь это всегда событие – перемена состояния. Радостное или грустное, свадьба или развод, рождение ребенка или смерть близкого, но это всегда событие. И спокойных, безразличных лиц здесь в принципе быть не может. Вы меня понимаете? А у этой женщины лицо было… Да что я вам объясняю, вы сами посмотрите, она на фотографии точно такая же.

Девушка была права. Лицо изображенной на снимке женщины было отстраненным и странно напряженным, будто застывшим. За свою сыщицкую жизнь Михаил не раз видел такие лица. Это были лица психически больных.

* * *

В квартиру Настя входила робко, ожидая встретиться со смертельно обиженным Чистяковым и готовясь к неприятному объяснению. К ее огромному облегчению, Леша и не думал дуться на нее за то, что вместо медового месяца она снова включилась в работу. В самом деле, смешно говорить о каком-то медовом месяце после пятнадцати лет близких отношений.

Алексей сидел на кухне и раскладывал пасьянс «Могила Наполеона». На плите стояли сковородки под крышками, от которых на Настю потянуло какими-то упоительными запахами.

– Чем пахнет? – весело спросила она, протягивая руку и собираясь снять крышку.

Леша повернулся и шутливо шлепнул ее по руке.

– Не лезь немытыми руками. Любопытным здесь не подают.

– А каким подают?

– Хорошим девочкам, которые сидят дома и стирают мужу рубашки.

– И что мне теперь, помереть от голода? – возмутилась она. – Я уже старая, мне в хорошую девочку перевоспитываться поздно. Как говорят наши друзья-украинцы: «Бачилы очи що купувалы». Не надо было на мне жениться.

– Как это не надо? Ты вникни в мой гениальный замысел: годами воспитывать в тебе привычку не покупать продукты и не готовить еду, полагаясь только на меня, потом заманить тебя под венец и перестать кормить. Ты умираешь с голоду, а я становлюсь твоим наследником. И все это – мое. – Он сделал широкий жест, как бы охватывая им всю квартиру. – Я получаю жилье в Москве, привожу сюда молодую жену, которая как раз и будет хорошей девочкой. А квартиру в Жуковском оставляю родителям. Ну? Не умница ли я? А ты говоришь, жениться не надо было. Куда кусок схватила?! – угрожающе закричал он, видя, как Настя, слушая его, быстро подняла крышку и утащила со сковороды покрытый румяной корочкой кусок жареной телятины. – Положи на место сейчас же!

– Поздно, – прошепелявила она с набитым ртом. – Я его уже ем. Давай-давай, раскладывай свою «Могилу», хорони Наполеона. Моей смерти тебе все равно не дождаться. Тоже мне, профессор-убийца.

Чистяков расхохотался, одним движением смешал разложенные на столе карты и быстро собрал их в колоду.

– Иди руки вымой, мелкая ворюга, и будем ужинать. Я, между прочим, сегодня целую главу в учебник написал. А ты чем можешь отчитаться за проведенный на работе день?

– Мало чем, – вздохнула Настя. – В основном мыслями. Но могу тебя успокоить, мне ничего не угрожает. Попадание в меня оказалось чисто случайным.

Она вымыла руки, переоделась в халат и уселась за накрытый стол. На ужин Алексей приготовил телятину и цветную капусту в сухарях, которую Настя очень любила. Она смела все со своей тарелки с такой скоростью, как будто перед этим голодала целую неделю.

– Еще положить? – спросил Чистяков, с улыбкой глядя на ее пустую тарелку.

– Ой, нет, – простонала она. – Я знаю, каков твой замысел. Я помру не от голода, а от обжорства. Никому не удается впихивать в меня такое количество еды, только тебе. Через год я стану большой и толстой и не буду проходить в дверь.

Она налила себе кофе, но не успела сделать и двух глотков, как зазвонил телефон.

– Спешу тебя обрадовать, – послышался в трубке голос Николая Селуянова, работавшего с Настей в одном отделе. – Только что поступило сообщение из редакции «Криминального вестника». У них взломали фотолабораторию.

– Что пропало?