Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ)

Парень нервно облизнул пересохшие губы, пока глаза его метались, оглядывая незнакомый зал: серый от серебра светильников на стенах, из которых сейчас горел только один, до мозаики тонущего во тьме потолка и бархата сдвинутых портьер. Вновь сфокусировался на лице Кейлуса, лихорадочно вычисляя, какое поведение в данной ситуации наиболее стратегически выгодно.

— Мой… приступ, лиэр? — рискнул он. — Меня расспрашивали о нем… до вашего прихода.

Логично — Тим говорил, что проверил ценность добытого свидетеля, прежде чем за него расплатиться. Умный мальчик… тем более жаль.

Ох уж эти иномирные девицы. Делают, что хотят, ведут себя так, будто все вокруг их вотчина — и хоть бы раз подумала о том шлейфе последствий, что за собой оставляют.

— Расскажи мне все, что рассказывал до этого, — попросил Кейлус мягко. — Об этом приступе.

Дважды просить не пришлось. Почти взахлеб паренек поведал, как в начале месяца во время работы потерял сознание, а очнулся почему-то со здоровенной шишкой на затылке и прибавкой денег в кассе; о припадке, приключившемся с ним десять дней назад во время лекции — после чего он день провалялся в отключке, а очнулся в медицинском крыле, куда в предыдущий раз заглянул с той самой шишкой. Ну да, так его и выследили… Это Кейлус посоветовал начать поиски с университета: вероятность, что девицу могло так или иначе туда занести, он счел ненулевой. Тех иномирянок, о которых он слышал (с одной даже имел несчастье свести близкое знакомство), к магическим учебным заведениям тянуло с неумолимостью стрелки взведенного метронома.

Почти не ошибся.

— Мне нужно знать больше, — молвил Кейлус, когда под серой мозаикой воцарилась тишина.

— Это все, что мне известно, клянусь!

Когда ладони Кейлуса, склонившегося чуть ниже, легли ему на щеки, парень расширил глаза, в которых легко и ожидаемо читался брезгливый страх. И — ожидаемо — вовсе не перед тем, чего ему в действительности следовало бояться. Смешно… скудоумные, ограниченные представители нормы. Пребывают в твердой уверенности, что такие, как он, готовы наброситься на любого мальчишку и мужчину, оказавшегося в пределах досягаемости; и даже не думают примерить к ситуации чувства нормальных людей, в большинстве своем весьма разборчивых касательно того, с кем они проводят свой горизонтальный досуг. Не говоря уже о том, кого любить.

Хотя для выродков вроде него любовь, конечно же, вещь дикая и совершенно невероятная. Испытывать которую они не умеют и не способны.

— Знаю. — Почти ласковым, почти неуловимым движением Кейлус сдвинул пальцы со скул мальчишки на его виски. — Но есть то, что тебе неизвестно. Это-то меня и интересует.

Прежде, чем тот сообразил, в чем дело, прежде чем начал рваться и кричать — прикрыв глаза, Кейлус Тибель зашептал слова заклинания, которое еще вчера удосужился освежить в памяти.

Да, к помощи магии Кейлус прибегать не любил. Как и причинять боль тем, кто сам того не желал — и ничего болезненного ему не сделал. А ментальный взлом мага, не доверяющего тебе целиком и полностью, для взламываемого даже у мастера неминуемо обращался пыткой. С весьма вероятным летальным исходом. Кейлус мастером не был, но все же не зря пять лет тешил отцовское самолюбие, облачаясь в опостылую университетскую мантию. Не только же затем, чтобы в один прекрасный день швырнуть на родительский стол диплом бакалавра магических искусств.

И лучше этот мальчишка, чем Тим.

Падая в пестрядь чужих воспоминаний, он все же успел услышать дикий крик, эхом отразившийся от серой мозаики — и, захлебнувшись в барьере беззвучия на двери, бессильно затерявшийся в ранней зимней тьме.

***

— Это никуда не годится, золотце, — насмешливо заметила Гертруда, когда Ева снова рухнула в фонтан, так и не долетев до драконьего плеча. — Не смогу же я у всех на глазах просто вежливо подождать, пока ты соизволишь выплыть из озера и повторить попытку.

— И на озере помочь тебе я не сумею, — сурово добавил Герберт, опуская руки. — Разве что самую капельку.

Выпрямившись в каменном бассейне, по бедра утопая в чуть теплой воде, мокрая до нитки Ева уставилась на драконицу — вечер успел окутать сад чернильной темнотой, в которой тем ярче мерцали огненные прожилки, пробивавшиеся между плотно сомкнутой чешуей. Откинула с лица мокрые волосы: Герберт подстраховывал ее, притормаживая падение у самой воды, но неизменно требовал, чтобы приземлялась и держалась на поверхности она уже сама.

Что, как Ева имела возможность убедиться, пока получалось у нее далеко не всегда.

— Простите, но я Избранная, а не Спаситель. Без должной практики преспокойно гулять по воде не могу. — Она удрученно посмотрела на опущенный смычок, самую капельку сожалея, что в свое время немало ехидничала на тему супергероев с волшебными молотами как сомнительными символами мужских комплексов. Что ни говори, при всех преимуществах смычка (как и ждавшей своего часа Люче) в данной ситуации летающий молот был бы определенно полезнее. — Ладно, давайте еще раз.