Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ)

— Ты не идиот. Ты некромант. У тебя свои представления о заботе… иногда. — Ева виновато потерлась щекой о его руку, словно просящая ласки кошка. — Мне следовало бы понять.

Герберт лишь снял эту самую руку с ее волос, чтобы слегка приподнять ей подборок и бережно вытереть щеки шелковым платком: взявшимся из ниоткуда, мягким, как улыбка. Когда повлажневшая ткань исчезла так же мгновенно и незаметно, как появилась, коснулся ладонью ее скулы — и молча позволил уткнуться в его пальцы, спрятав в них сухое теперь лицо.

— Можешь усыпить меня? — тихо попросила Ева. — Очень хочу уснуть. Пожалуйста.

Она думала, Герберт станет возражать. В конце концов, она уже спала сегодня ночью, и следующая ванна планировалась лишь через три дня, а до сего момента вне целебного раствора Ева не засыпала ни разу. Но ей очень хотелось забыть все то, что вспоминалось ей сегодня. Начать завтра с чистого листа. И наконец заснуть не в аналоге формалина, а в постели, по-человечески — в его руках.

И возражать он не стал.

— Ты будешь жить, — сказал он только. — Чего бы мне это ни стоило. Клянусь.

Перед тем, как серебристый голос приказать ей спать, Ева еще успела повернуть голову, кинув взгляд на темное окно. Впервые увидев, как в чистом керфианском небе блеклыми кругами светятся сразу две луны: одна — голубоватая, которую Ева уже привыкла видеть в ясные ночи, и другая — розовая, как тающая в воде кровь, восходящая на четверть месяца раз в сотню лет.

Год двух лун, в который суждено было свершиться семьсот тридцатому пророчеству Лоурэн, наконец в полной мере оправдывал свое название.

Наутро Ева не уловила момента, когда ей отдали приказ проснуться. Но когда она открыла глаза, Герберта рядом не было. Равно как и фонарика с летоцветом на столе.

Зато там, слегка мерцая в полутьме, царившей вокруг из-за плотно сдвинутых штор, лежал пион.

Сев в постели — волшебные кристаллы в подсвечнике немедля вспыхнули при движении, — Ева взяла в руки прохладный цветок: может, и не пион, но очень на него похожий. Провела пальцами по алым лепесткам, отзывавшимся на прикосновение пробегающими по кромке искрами… десяткам бумажных полукружий, соединенных в грубоватую рукотворную копию соцветия.

Слабо улыбнулась.

Она знала, что вместо простенького бумажного цветка Герберт наверняка мог бы сотворить иллюзию самого роскошного букета. И знала, почему не сотворил.

Что ж, пусть он и не умел складывать оригами — но ножницами, клеем и крошечной щепоткой магии определенно мог воспользоваться довольно умело.

Глава 6. Attacca

(*прим.: Attacca (атака) — указание в конце какой-либо части, предписывающее начинать следующую часть без перерыва)

Прием в честь дня наречения наследника удался на славу. Танцы были в нужной степени головокружительны, подарки — в нужной степени оригинальны, тосты — в нужной степени сладкоречивы, угощение — в нужной степени разнообразно. И пусть все присутствующие в зале знали, что меньше всего они нужны самому наследнику, это не мешало никому веселиться в меру своих возможностей.

Ее Величество танцевала лишь три танца. С братом и с обоими племянниками. Большую часть празднества она провела на троне, наблюдая за тем, что происходит у его подножия: все парадные залы дворца строили в классических традициях, и королевское место золотилось на возвышении, к которому вели пять широких ступеней.

Даже самый зоркий наблюдатель не смог бы определить, как королева относится к тому, что видит, и только он вычислил бы то, что теоретически могло вызвать ее неудовольствие. Схему передвижения гостей, помимо обычных танцев ткавших некий свой танец — вокруг Миракла Тибеля. Небольшие кучки гостей сходились и расходились по бело-золотому квадрату залы, чтобы образовать новые компании для новой ничего не значащей беседы; многим их перемещение показалось бы абсолютно хаотичным, но на деле все эти светские па вытанцовывались вокруг движущегося центра, являвшего собой одного-единственного человека. И вовсе не именинника.