Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ)

— Грустно, — произнес Миракл с тем же искренним сочувствием. — Значит, чувства ваши были слишком… пламенными.

— Увы. — Гертруда перевела взгляд на Еву, наблюдавшую за беседой со смешливым интересом. — Запомни мой совет, золотце: дистанция — лучший залог вечной любви. А если к дистанции еще прилагается ранняя могила, тем лучше. Покойников любить куда проще.

Герберт соизволил появиться в арке именно в тот момент, когда Ева очень серьезно кивнула. В конце концов, показательно пренебрегать советом кого-то настолько великого (во всех смыслах) явно не стоило.

Оставалось надеяться, что некромант кивка либо не разглядел, либо отнесся к нему с пониманием.

— Приветствую, — произнес Герберт, аккуратно огибая яйцо и драконью лапу, вскинув голову к нависшей над ним чешуйчатой морде. — Как я понимаю, вы согласны на сделку.

— Если меня удовлетворит формулировка клятвы, которую ты собираешься принести, — прошелестела Гертруда.

— Дабы у вас не возникло сомнений в моей честности, формулировку мы обсудим вместе. — Приблизившись к Еве и брату, застывшему с фонарем в опущенной руке, некромант выразительно кивнул в сторону внутреннего двора. — Без посторонних.

Первым порывом Евы было справедливо возмутиться тому, что он снова намерен все решать без нее. После чего девушка быстро сообразила, что присутствие Миракла в данной ситуации уж точно нежелательно (лучше обрадовать его свершенной сделкой постфактум, чем позволить вмешиваться в свершение) — и, покладисто кивнув, мягко потянула юношу в арку, откуда только что явился Герберт. Тот даже не сопротивлялся: видно, понимал, что о какой бы сделке ни шла речь, она им на пользу. Иную его брат заключать бы не стал.

К тому же возможность выпытать все у Евы, как только они останутся одни, определенно должна была прельщать Миракла больше, чем перспектива судорожно делать выводы из происходящего.

— Тебя здесь не обижают, золотце? — внезапно заботливо спросила Гертруда, когда они с Мираклом уже ступили на брусчатку внутреннего двора.

Подняв глаза, встречая участливый драконий взгляд, Ева недоуменно помотала головой.

— Если вчера ты смогла незаметно сбежать ко мне, за тобой явно не слишком хорошо приглядывают, — укоризненно косясь на некроманта, оставшегося по другую сторону арки, продолжила драконица, явно не убежденная ее правдивым молчаливым «нет». — Не хочешь все же перебраться в мою сокровищницу? Я со своих драгоценностей глаз не спускаю, уж поверь.

— Благодарю, но вынуждена отказаться, — как можно вежливее откликнулась Ева. — Люди — такие странные зверушки, знаете… любят всякие глупости вроде свободы воли, все такое.

Лишь сказав то, что она сказала, Ева подумала, что на сей раз свой сарказм можно было бы и сдержать. Пусть даже замаскированный любезностью так хорошо, насколько она вообще умела.

Тихий смешок Гертруды, раскатившийся по замку и темному саду вокруг, свалил с крыши еще несколько черепиц, легким вибрато отдаваясь в костях.

— Думаешь, мне неведомо, что есть свобода, золотце? Думаешь, неведомо, что это такое — отпускать? — гибкая драконья шея дрогнула: Гертруда, всматривавшаяся в людские фигурки во дворе, подняла голову, уставившись в темноту над замковыми крышами. — Мне приходилось отпускать… того, с кем мы вместе летали в весенних танцах. Шестерых детей — все уже мертвы. Остались лишь те трое, что еще не родились, и отец их, с которым вижусь пару раз за век. — Когтистая лапа ласково огладила янтарную гладь яйца, под каменной скорлупой которого таился тусклый огонь. — Я бы всех их оставила при себе. Крохами, никогда не растущими, еще не умеющими летать. А приходилось отпускать, отпускать, одного за другим… потому что есть в жизни нечто большее, чем любовь, нечто большее, чем сама жизнь. То, что влечет и зовет нас. То, для чего мы рождены. — Желтые глаза поднялись кверху: к небу, манившему просторами, что были бескрайнее и глубже самого бескрайнего и глубокого из морей. — Если действительно любишь, ты не будешь держать его взаперти, пусть на прекраснейшей из привязей. Ты позволишь ему расправить крылья и ответить на зов.

Ева следила за драконицей: взгляд Гертруды зачаровывал нежной тоской и щемящей любовью к тому, на что он был устремлен. Потом посмотрела на Герберта — чтобы увидеть, как тот смотрит на нее.

У каждого из них было свое небо. И каждый прекрасно об этом знал.

— Даже если это означает, что ты можешь его потерять? — неотрывно глядя в бледное лицо некроманта, тихо спросила Ева.

— Даже если можешь потерять. — Драконица чуть сощурилась, прикрыв узкие зрачки слегка дрожащими веками. — Никто из нас не вправе отнимать у другого выбор. Не в том, что касается его счастья. Узы любви хороши, лишь пока не заставляют и правда чувствовать себя связанным.

Когда Гертруда вновь опустила глаза, в сгущенном солнце ее радужек Еве почудился смешок понимания. Но откуда бы понимать ей, их обоих толком не знающей?..

— Помни об этом, золотце, — поворачиваясь к Герберту, закончила драконица. — Вдруг пригодится.