Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ)

Каждую ночь Ева коротала в библиотеке. В день побега она велела Эльену не только отпустить её, но и выписать название и расположение книг, в которых можно почитать про воскрешение и чары, поднявшие её; а после спрятать список в платяной шкаф — чтобы некромант не добрался. Так что теперь под покровом темноты девушка пробиралась в библиотеку, проводя ночные часы в чтении при хрустальных свечах. Герберт, конечно, по вечерам исправно запрещал ей выходить из комнаты, пока поутру за ней не явится служанка-скелет, но с этим приказом Ева расправилась даже легче, чем с остальными.

Нарцисс ведь не уточнил, что ей также нельзя из комнаты выбегать. Или выползать. Или выпрыгивать.

Увы, ничего принципиально нового о воскрешении вызнать ей не удалось. Должно быть, всё важное Герберт хранил в своих личных журналах, которые где-то прятал. Ясно было лишь, что Ева являлась исключительным, не имевшим аналогов экземпляром; обычно умертвия представляли собой безмозглых гниющих зомби (отчего из соображений эстетики и санитарии тела сперва предпочитали доводить до состояния скелетов), ни капли не напоминавших себя при жизни. Если поднимали магов, то после смерти они всегда теряли дар — покидавший их вместе с разумом и душой. Так что Ева скорее не умерла и поднялась, а зависла в некоем пограничном состоянии, близком к клинической смерти.

Весь вопрос был в том, как — и можно ли — её реанимировать.

Зато в процессе самостоятельного изучения книжных полок и уроков с Эльеном (которые она не саботировала хотя бы из уважения к милому призраку) Ева узнала много всего другого. Что каждое существо, живое и неживое, обладает аурой, а свершённое колдовство оставляет её следы в воздухе или на зачарованных предметах. Что маги способны видеть ауру особым врождённым зрением — зрением Изнанки, развивавшимся подобно музыкальному слуху. Что маги делили человеческую энергию на три типа: роборэ — жизненная сила, сидис — магическая и амант — кхм, сексуальная. Что умертвия существовали, подпитываясь сидисом поднявшего их некроманта. Хотя Эльену, к примеру, подпитка не требовалась, а скелеты достаточно было «подзаряжать» пару раз в месяц; но редкие некроманты могли «содержать» больше десятка мёртвых слуг.

Учитывая, что Ева потребляла сидис Герберта постоянно, а тот этого будто не замечал — что ни говори, венценосный сноб отличался не только умом и сообразительностью, но и поразительной силой. Эльен и вовсе гордо обмолвился, что «такие, как он, рождаются раз в несколько сотен лет».

Надо сказать, все Евины выходки некромант терпел куда с большим достоинством, чем она ожидала. Не срывался, не кричал и не бил, и общение их свелось к приказам, которые он отдавал неизменно ледяным тоном, и её невинным ответам — изредка. Хотя после выходки с бассейном Еве всё равно пришлось раздеться, а перед сном в золотистом растворе выслушать приказ, велевший ей с этого момента в качестве урока ходить голой круглосуточно.

Поутру девушка преспокойно облачилась в подсохшую за ночь одежду: справедливо считая, что под ней-то она всё равно останется голая. Ожидала, что некромант в ответ придумает наказание поинтереснее, но тот очередную акцию протеста проигнорировал.

То ли подустал воевать, то ли за ночь остыл и понял, что погорячился.

А ещё каждый свободный вечер в своей комнате Ева тренировала владение смычком. И заклятие, восстанавливающее целостность вещей — раскопанное в тех же библиотечных книгах. Упражняться сразу на Дерозе она не рискнула, так что предпочла разбить один из осветительных кристаллов (заодно и пар выпустила) и сращивать хрустальные осколки.

Увы, здесь не вышло бы просто наставить палочку на груду обломков, произнести заклятие и наслаждаться прекрасным зрелищем, как те сами собой соединяются в единое целое. Заклятие работало скорее как волшебный клей: вначале следовало разложить и соединить осколки, как паззл, после чего читать заклятие, левой рукой выплетая руны, а правой накрывая трещину. Ну или сжимая обломки в ней. Если ты всё делал правильно, правая ладонь начинала светиться голубоватым светом, под воздействием которого трещина срасталась, исчезая без следа. Если нет — в лучшем случае не происходило ничего, в худшем осколки разбивались на кусочки ещё мельче. Пока всё делать правильно у Евы получалось с переменным успехом, но она не сдавалась.

За этим занятием её и застал Герберт, когда спустя неделю войны неожиданно без стука вошёл в её спальню.

Ева не стала ни прерываться, ни пытаться скрыть, чем она занимается. И не взглянула на некроманта, пока тот прикрывал дверь и молча опускался на кровать: наблюдая, как девушка, сидя на полу, сжимает правый кулак, пытаясь срастить два мелких хрустальных кусочка.

— Должен признать, ты действовала аккуратно. Когда выбралась из замка, — произнёс Герберт небрежно. — В городе тебя никто не заметил.

Ева не ответила. Пытаясь сосредоточиться, безостановочно шепча слова заклинания, пока сквозь сжатые пальцы пробивались слабые пульсирующие отблески, а левая рука упрямо вычерчивала в воздухе руны.