Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ)

— Вера в предназначение не утверждает, что можно просто опустить руки и ждать, пока жизнь сделает всё за тебя. — Некромант сложил забинтованные ладони на столешнице. — Кейлус верит, что пророчество решит все его проблемы. Ты веришь, что прекрасно справишься без него. Айрес верит, что его перечеркнула. А я верю, что судьбу не побороть, не подкупить и не обмануть, но можно расположить к себе, заставив богов улыбнуться.

Когда Миракл обернулся, взгляд его был задумчивым.

— Действуй сам, но подыграй судьбе. И публике, — произнёс он, будто размышляя вслух.

— Именно.

Юноша скрестил руки на груди:

— Значит, прекрасную лиоретту преподносишь мне в подарок? — он улыбнулся, но улыбка эта была холодной. — Замаливаешь вину? Не думал, как это унижает её и тебя?

Лик Герберта остался непроницаемым.

— За мной нет никакой вины. Но можешь думать что хочешь.

Лиэр Совершенство даже улыбаться не перестал. И Ева наверняка нашла бы, чем стереть эту улыбку — если бы действительно не чувствовала себя самую капельку униженной. В первую очередь тем, что её даже не ставят в известность о таких, мягко говоря, не самых незначительных нюансах замысла, воплощать который им предстоит вместе.

А ведь она только-только начала верить, что Герберт научился считать её почти равной…

— Ты ведь понимаешь, что будет, если об этом узнает Айрес, — сказал Миракл.

— Конечно.

— И не побоялся рассказать мне?

— Ты не в том положении, чтобы меня предавать. И я тебе доверяю, — просто ответил некромант. — Так что скажешь?

— Дай мне немного времени, — поразмыслив, откликнулся Миракл.

— Сколько?

— Два дня. Если мой ответ будет положительным, я приду снова. Послезавтра, в то же время, что сегодня. — Поклонившись Еве, лиэр Совершенство проследовал к выходу. — Рад знакомству, лиоретта. Вне зависимости от исхода всей этой… оказии.

Ева следила за ним, пока тот не скрылся за дверью. Выждала какое-то время, словно надеясь услышать удаляющиеся шаги.

Лишь затем повернулась к некроманту: сжимая кулаки, сузив глаза, в блеклой небесности которых полыхнули гневные сполохи.

— Ты же говорил…

— Нет. Не говорил. Я никогда не говорил, что собираюсь короноваться и править сам. — Герберт потянулся за какой-то бумагой, лежавшей сверху одной из пяти аккуратных стопок, желтевших на столешнице. — Не моя вина, что ты расценила это именно так.

— Почему ты не сказал мне? Что трон тебе нужен не для себя? Почему не опровергал, когда я говорила…

— В общем и целом ты была права. О том, как именно я намерен тебя использовать. А мне не было никакого дела до того, что ты обо мне думаешь. — Перо в чернильницу он макнул так, точно намеревался проткнуть стеклянное дно. — И нет.

— И ты не счёл нужным спросить у меня, согласна ли я поддержать твоего братца?

— Ты же согласилась. Во всяком случае, не возразила открыто.

— А если бы не согласилась? — Ева шагнула вперёд, к креслу, почти угрожающе нависнув над его макушкой. — Я могла устроить сцену. Могла послать тебя к чертям.

— Почему же ты этого не сделала? — уточнил некромант, черкая что-то на мелко исписанной бумаге.

— Потому что это было бы не самым умным поступком в данной ситуации. — Она поколебалась, но всё-таки нехотя добавила: — Потому что хочу помочь тебе. И правда тебе благодарна.

— Я знаю. Потому и не спросил. — Соизволив оторваться от чернильных строк, Герберт одарил её даже несколько недоумённым взглядом. — Я составил о тебе мнение достаточно высокое, чтобы надеяться, что ты оправдаешь мои лучшие ожидания. По-моему, ты должна это ценить.

Какой же ты иногда несносный, тоскливо подумала Ева, испытывая смутное желание отвесить ему подзатыльник. Со злости — на себя: ибо после слов Герберта она с огромным изумлением поняла, что на него больше злиться не может.

Он был даже умилительным в своей абсолютно асоциальной картинке мира, выстроенной за годы одинокого взросления и полного отсутствия нормальных человеческих отношений.

— Значит, ты действуешь самостоятельно, но в интересах брата.

— Да.

— Почему?

— Кажется, совсем недавно ты сама перечислила все черты, которые воспрепятствуют моей карьере великого монарха, — прохладно напомнил Герберт, тут же возвращаясь к прерванному занятию. — Миракл этим не страдает. К тому же у меня нет ни малейшего желания садиться на престол. Управлять страной — такая скука.

— Полагаю, многие правители с тобой бы не согласились.

— Слишком много мороки, не входящей в список занятий, которые лично мне кажутся увлекательными. — Кончик пера с силой чиркнул по бумаге, вплетя в отзвуки его голоса противный шуршащий скрежет. — Пожалуйста, оставь меня. Мне очень нужно побыть одному.

Пререкаться Ева не стала. Хотя бы потому, что по лицу некроманта видела, насколько он устал за этот бесконечный и трудный день.

А такой, как он, наверняка и отдыхать нормально мог лишь наедине с собой.

— Ева, — окликнули её, когда она уже подходила к двери.

Она замерла, но не оглянулась; и лишь почувствовала взгляд, скользнувший по её затылку.

— Спасибо, что оправдала ожидания.