Смерть и солнце (СИ)

Он схватил салфетку, притворяясь, что действительно намерен промокнуть ей безнадежно испорченный праздничный костюм Финн-Флаэна, но Эймерик отбросил его руку с силой, которой южанин от него никак не ожидал.

- Да кто ты вообще такой? - зверея, спросил Эймерик, сверля оруженосца коадъютора глазами. С этого расстояния Крикс различил, что взгляд аристократа был бессмысленным и мутным - видимо, он слишком много выпил, чем и объяснялись его навязчивые приставания к соседке. - И какие фэйры тебя понесли мне помогать?

Впервые с той минуты, когда он задумал свою шутку, Крикс почувствовал, что попал в затруднительное положение. Ответить на последний вопрос Флаэна было не так-то просто, а сын лорда Филомера продолжал смотреть на него с пьяным бешенством в глазах. "Дан-Энриксу" стало слегка не по себе. Дело могло принять довольно скверный оборот, но, к счастью, тут в их разговор вмешались.

Мессер Ирем, которого отделяло от Финн-Флаэна несколько кресел, наконец-то соизволил обратить внимание на происходящее и устремил на сына лорда Филомера изучающий взгляд светло-серых глаз.

- Сэр Эймерик, - сказал он негромко, но с такими интонациями, что все разговоры на их стороне стола мгновенно стихли. - Мне показалось, что вы только что ударили моего оруженосца. Если у вас есть к мальчику какие-то вопросы, можете задать их лично мне. Уверен, мы столкуемся.

Будь Эймерик Финн-Флаэн трезв, он бы, наверное, раз пять подумал, прежде чем лезть на рожон. Теперь же он уставился на рыцаря и с пьяным вызовом спросил:

- Так значит, этот криворукий полудурок - ваш оруженосец? Почему тогда он решил не вам, а мне вылить за шиворот кувшин вина?..

- Я тоже бесконечно удивлен, мессер Финн-Флаэн. Никогда не думал, что нас с вами можно перепутать, - очень вежливо ответил коадъютор, глядя на аристократа с нескрываемым презрением. Крикс чуть было не фыркнул и сдержался только потому, что продолжать дразнить и без того взбешенного мессера Эймерика было совершенно не разумно. Впрочем, в следующую секунду он уже забыл и о Финн-Флаэнне, и о мессере Иреме, с которым ему предстояло как-то объясняться после ужина, поскольку обнаружил, что Лейда Гефэйр смотрит прямо на него. Она сидела совсем близко, и "дан-Энрикс" ясно видел широко раскрытые, внимательные серо-синие глаза, напоминающие волны зимнего Залива в непогожий день. Крикс ощутил, как кровь внезапно бросились ему в лицо. Он развернулся и поспешно отошел, успев еще заметить краем глаза, как Финн-Флаэнн, бормоча себе под нос ругательства, встает из-за стола и шаткой ковыляющей походкой идет к выходу из зала - вероятно, переодеваться.

Вечером, когда все гости разбрелись по залам, а Элиссив, хлопая в ладоши, объявила, что теперь они сыграют в прятки, Крикс отнекивался до последнего. Но Элиссив и ее смешливая, разряженная в шелк и бархат свита не желали принимать отказов. Крикса теребили, словно куклу, уговаривали, льстили - все это под аккомпанемент непрекращающегося хихиканья. Оруженосцу коадъютора подумалось, что дюжина подруг Элиссив вела себя точно так же, как лаконцы-второгодки, изловившие в саду ежа. Плошки с украденным на кухне молоком ему, конечно, не совали, но в остальном сходство было почти полным. Ежа, по крайней мере, в свое время выручило появление мастера Хлорда, объявившего, что колокол звонил к отбою полчаса назад, и все желающие пробежать три лишних круга завтра на разминке могут оставаться в парке, остальные же должны вернуться в башню раньше, чем он сосчитает до пяти. У Крикса шансов на спасение не было вовсе - разве что в комнатах Лисси появился бы сам коадъютор и увел его с собой. Но сэра Ирема, беседующего с послами Аггертейла в главном зале, мало занимало, как проводит время его оруженосец. "Развлекайся", - бросил он "дан-Энриксу" в самом начале вечера, и отошел, предоставляя энонийца самому себе. Возможно, он бы не был так спокоен, если бы способен был предположить, что Риксом завладеет неуемная Элиссив и ее хихикающие приятельницы. Дочь Валларикса была последним человеком на земле, кого могла бы посетить трезвая мысль о неуместности присутствия "дан-Энрикса" в их небольшой компании, где больше не было ни одного мужчины или юноши.