Смерть и солнце (СИ)

Поначалу Риксу показалось, что грести, вопреки его опасениям, будет не так уж трудно. Но уже через несколько минут у энонийца начали ныть от напряжения спина и руки, а еще через какое-то время онемение и боль разлились по всему телу от затылка и до поясницы. Было ли все дело только в непривычке или в том, что не умеющий грести южанин делал что-нибудь не так, как следует, - оставалось неизвестным. "Если доживу до вечера, спрошу у Торвальда" - пообещал себе "дан-Энрикс". Недавняя идея сесть на весла, чтобы утереть нос Нойе, уже не казалась Риксу такой уж блестящей, но деваться было некуда. Не приходилось сомневаться, что, если он не продержится до общей смены, то покроет себя несмываемым позором в глазах остальной команды и даст рыжему возможность с полным основанием прохаживаться на его счет. И даже то, что Рикс был младше всех на "Зимородке", его не спасет. Хотя бы потому, что, если верить Торвальду, Наор из Дома Альбатроса, отец Нойе, взял наследника в морской поход, когда рыжей заразе еще не исполнилось двенадцати. И, очень скоро, утомившись слушать просьбы и нытье, позволил ему сесть на весла. На снекках весла легче и короче, чем на глейте, но не сильно, так что Нойе полагалось либо быстро сдаться и уступить место старшим, либо надорваться от упрямства. Но, однако, рыжий греб на совесть, а к концу лета даже заслужил собственное место на скамье. По мере того, как усиливалась ноющая боль в плечах, эта история казалась Криксу все менее правдоподобной. Нойе, безусловно, был силен… но все же не настолько, чтобы в одиннадцать лет ворочать неподъемное весло, из-за которого у самого "дан-Энрикса" буквально отрывались руки. А ведь хлипким себя энониец вовсе не считал. Правда, голодная зима в Каларии оставила на нем свой отпечаток, и, поставь их кто-то рядом с Нойе, Крикс смотрелся бы не слишком-то внушительно… но даже без распирающих рубашку мышц он мог полдня не выпускать из рук утяжеленный меч или умело разрубить двухслойную такийскую кольчугу с одного удара.

Когда он решительно отодвинул в сторону опешившего Нойе, чтобы занять его место на скамье, островитянин был слишком растерян, чтобы возражать. Вдобавок, заявив, что он не в состоянии грести, Нойе из дома Альбатроса сам загнал себя в ловушку. "У нашего лекаря - вспомнить бы только его имя! - должен быть барсучий жир, - подумал Рикс. - Надо отправить к нему Нойе с его якобы ушибленной спиной… Во-первых, разогретый жир - лучшее средство от ушибов. А во-вторых - и в главных - он воняет, как протухшая треска".

Представив перекошенное лицо Нойе, Крикс злорадно улыбнулся.

Рыжий в это время изводился от безделья. С той минуты, как "дан-Энрикс" занял его место, Нойе успел постоять на корме, бесцельно побродить между скамей и под конец устроиться под мачтой, завернувшись в плащ. Поначалу Крикс посматривал на Нойе, но вскоре южанину пришлось зажмуриться, поскольку пот, текущий по лицу, все время попадал в глаза. Почему-то с закрытыми глазами работать оказалось куда легче. Внешний мир как будто бы исчез, и осталась только тяжесть весла, боль в усталых мышцах и ритмичные движения.

К вечеру стало чуть прохладнее. На небе стали собираться тучи, и летевший с юга ветер тоже ощутимо посвежел, а потемневшая вода за бортом начала рябить и пениться. К "дан-Энриксу", давно забывшему, что он здесь делает, и даже переставшему считать, сколько еще ему необходимо продержаться, вернулась способность соображать, и он распорядился править к берегу. После недавней бури "Зимородок" пребывал в таком плачевном состоянии, что даже слабый шторм мог запросто его прикончить. Оставшийся без одной мачты глейт повернул к берегу неловко, как подраненная птица, толком не способная взлететь. С неба закапал мелкий дождь, но предстоящий отдых на твердой земле вдохновил всех, и "Зимородок" заскользил вперед куда быстрее. Правда, кормчий еще битый час лавировал среди прибрежных скал и отмелей, и весло с каждой минутой казалось "дан-Энриксу" все тяжелее. Рикс даже успел подумать, что еще немного - и он, к радости Нойе, просто рухнет со скамьи.

Когда их глейт все же причалил к берегу, не чувствующий рук и ног южанин спрыгнул вниз, не дожидаясь, пока спустят сходни, и побрел на берег по пояс в воде. Он быстро пришел к выводу, что место для ночлега было выбрано очень удачно. Небольшой залив был защищен от бурь широкой отмелью, шагов за пятьдесят от них в море впадал ручей, и в довершение всему невдалеке от берега темнели несколько полуразрушенных рыбацких хижин, видимо, покинутых их обитателями из-за пиратских набегов. Судя по широкому кострищу, тщательно обложенному по краям камнями, корабли Берегового братства и теперь нередко останавливались здесь, чтобы дать людям отдых после долгого морского перехода.