Читаем Смерть Иисуса полностью

– Да она умная, а? – говорит Дмитрий. – Такая пригожая и вместе с тем такая умная. – И тут он совершает нечто удивительное: сгребает крошку учительницу в охапку и обнимает ее; она терпит это объятие с гримасой, но не протестуя. – Правда и одновременно неправда!

Что-то между ними – между сеньорой Девито, больничной учительницей, и Дмитрием, шваброносцем, – происходит?

– Вы говорите, что у Давида кризис, сеньора. Какой же? У Давида приключился припадок-другой невропатии, но, насколько я разбираюсь в невропатии, это не серьезное заболевание – вернее, вообще не заболевание, а физическое недомогание. К чему тут слово «кризис»?

– Потому что больница, сеньор, – серьезное место. У любого, кто попал в больницу, кризис, поворотная точка в жизни, иначе он бы тут не оказался. При этом, с некоторой точки зрения, любой миг нашей жизни можно было бы счесть кризисом: путь разветвляется перед нами, мы выбираем, налево нам или направо.

Мы выбираем, налево нам или направо: он понятия не имеет, о чем она толкует.

Возвращается мальчик, идет он напряженно, держится за Инес. Та подчеркнуто выжидает, чтобы Дмитрий убрался с дороги.

– Я сейчас уйду, querido, – говорит Инес. – Меня ждут в магазине. Боливара заберу с собой. Симон останется и присмотрит за тобой, а вечером опять буду я. Принесу тебе чего-нибудь вкусного. Знаю, какой скучной бывает эта больничная еда.

Querido: милый. Давно он не слышал этого слова из уст Инес.

– Идем, Боливар, – говорит она.

Собака, улегшаяся под кроватью Давида, не шелохнется.

– Оставь его, – говорит Симон. – Я уверен, людям в больнице все равно, что он тут ночует. Если набедокурит, белый свет не рухнет, Дмитрий приберется – ему за это платят. Я привезу Боливара домой на автобусе.

Он провожает Инес до парковки. У машины она обращается к нему, Симону. На глазах у нее слезы.

– Симон, что с ним происходит? – шепчет она. – Он со мной говорил. Сказал, чувствует, что умирает и ему страшно. На пользу ли ему тут быть? Тебе не кажется, что его надо забрать домой и ухаживать за ним как следует?

– Нам так нельзя, Инес. Если заберем его домой, мы так и не узнаем, что с ним стряслось. Я понимаю, что ты во врачей не очень-то веришь, не верю и я, но давай дадим им еще немного времени, они очень стараются. Мы с тобой можем присматривать за ним, следить, чтобы ему не навредили. Согласен, да, он напуган, и я тоже это вижу, но нелепо же говорить, что он умирает, – эта история ходит среди детей, у нее нет почвы.

Инес роется в сумке, вытаскивает бумажный платок, сморкается.

– Держи этого Дмитрия от него подальше. А если увидишь, что Давид устал, вели учительнице остановиться.

– Так и сделаю, честное слово. Езжай. Увидимся вечером.

Глава 13

Доктора Рибейро он обнаруживает у него в кабинете.

– Найдется у вас минутка? – спрашивает он, Симон. – Я давно не интересовался, как идут дела у Давида.

– Присаживайтесь, – говорит доктор Рибейро. – Случай вашего сына оказался сложным. Лечение на него не действует так, как нам бы хотелось, и это нас тревожит. Я обсудил его случай с коллегой из Новиллы, специалистом по ревматическим заболеваниям, и мы решили проделать еще одну серию анализов. Не буду вдаваться в подробности, но вы сказали нам, что Давид в юном возрасте много занимался танцами, а недавно – спортом, футболом и тому подобным. На этом основании мы рассматриваем гипотезу, что суставы у него – колени и особенно щиколотки – стали очагами реакции.

– Реакции на что?

– На избыточный стресс в слишком юные годы. Мы взяли пробы жидкости, отправили их в лабораторию. Ожидаю результаты сегодня, самое позднее – завтра.

– Ясно. Это распространено среди физически активных детей?

– Нет, не распространено. Однако возможно. Необходимо рассмотреть все варианты.

– Давиду почти все время больно. Он сбросил вес. На мой взгляд, выглядит он неважно. А еще он напуган. Кто-то – не знаю, кто именно, – сказал ему, что он скоро умрет.

– Какая чепуха. К беспокойствам наших пациентов мы относимся серьезно, сеньор Симон. Обратное было бы непрофессиональным. Но это совершеннейшая неправда, что Давид в опасности. Случай у него трудный, как я уже сказал, в нем может быть даже идиопатический элемент, однако мы им занимаемся. Мы эту тайну раскроем. Он сможет вернуться к футболу и танцам скорее раньше, нежели позже. Можете так ему от меня и передать.

– А падения? Неприятности у него начались не с болей в суставах, как вы помните. Они начались с того, что он стал падать, играя в футбол.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Иисуса

Похожие книги

Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза
Доктор Гарин
Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого. Несмотря на привычную иронию и пародийные отсылки к русскому прозаическому канону, "Доктора Гарина" отличает ощутимо новый уровень тревоги: гулаг болотных чернышей, побочного продукта советского эксперимента, оказывается пострашнее атомной бомбы. Ещё одно радикальное обновление – пронзительный лиризм. На обломках разрушенной вселенной старомодный доктор встретит, потеряет и вновь обретёт свою единственную любовь, чтобы лечить её до конца своих дней.

Владимир Георгиевич Сорокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза