Смерть Иисуса

Сеньор Арройо открывает скрипичный футляр, быстро настраивает инструмент и принимается играть. Эту музыку он, Симон, прежде не слышал, но Давид откликается на нее улыбкой полного восторга.

Пьеса завершается. Арройо опускает смычок.

– Пора танцевать, Давид? – говорит он.

Мальчик кивает.

Арройо повторяет пьесу от начала и до конца. Глаза у Давида закрыты, он совершенно неподвижен, наедине со своим миром.

– Ну что ж, – говорит Арройо. – Теперь мы тебя оставим.

Один его сослуживец из вестников-велосипедистов показывает ему газету.

– Это не твой ли мальчик? – спрашивает он, тыкая пальцем в фотографию серьезного Давида, сидящего на кровати с букетом цветов на коленях, рядом с ним – дети из приюта. Позади него царит сеньора Девито. Вопреки золотым кудрям и свежему пригожему лицу у ее образа есть жутковатое свойство, которое ему, Симону, не удается уловить.

«Врачей озадачивает таинственное заболевание», – гласит заголовок. Он, Симон, читает дальше. «Врачи в педиатрическом отделении городской больницы озадачены таинственным заболеванием, возникшим в приюте «Лас Манос». Среди симптомов – резкое похудание и одряхление мышечной ткани.

Случай юного Давида, первого слегшего от этой болезни, осложняется тем, что у него особая группа крови – врачи называют ее редчайшей. Попытки отыскать что-то подходящее среди запасов крови пока оказались безуспешными, невзирая на призывы к донорским центрам по всей стране.

Комментируя этот случай, доктор Карлос Рибейра, глава отделения педиатрии, назвал Давида «отважным пареньком». Недавние сокращения бюджета – помеха, однако, сказал Рибейра, персонал больницы трудится день и ночь, чтобы добраться до сути этой таинственной болезни.

Доктор Рибейра отмел слухи о том, что причина болезни – в паразитах из Рио-Семилуна, протекающей по территории «Лас Манос». «Нет никаких оснований считать, что это паразитарное заболевание, – сказал он. – Детям в «Лас Манос» бояться нечего».

Доктор Хулио Фабриканте, директор «Лас Манос», когда к нему обратились за комментарием, назвал Давида «увлеченным футболистом и ценным членом нашего общества». «Его присутствия среди нас сильно не хватает, – сказал он. – Мы ждем стремительного выздоровления».

По итогам этой публикации в «Ла Эстрелла» их с Инес приглашает к себе в кабинет доктор Рибейра.

– Я так же расстроен, как, должно быть, и вы, – говорит он. – Это совершенно против политики больницы – допускать журналистов в палаты. Я побеседовал об этом с сеньорой Девито.

– Мне совершенно плевать на политику больницы, – говорит Инес. – Вы сообщили журналистам, что у Давида таинственное заболевание. Почему вы не сказали об этом нам?

Доктор Рибейра нетерпеливо отмахивается.

– Нет такого понятия в науке – «таинственное заболевание». Это все журналистские приемчики. Мы установили, что у Давида судороги. Мы пока не установили, как именно судороги связаны с симптомами воспаления. Но мы над этим работаем.

– Давид убежден, что он умрет, – говорит он, Симон.

– Давид до этого вел активную жизнь. Теперь он прикован к постели. Можно понять, почему он в результате чувствует себя несколько подавленно.

– Вы заблуждаетесь. Он не подавлен. Внутри его звучит голос, он говорит ему, что он скоро умрет.

– Я врач, сеньор Симон, а не психолог. Но, если вы предупреждаете нас, что у Давида так или иначе проявляется инстинкт смерти, мы ваше предупреждение воспримем всерьез. Я поговорю об этом с сеньорой Девито.

– Не инстинкт смерти, доктор, – нисколько. Давид не желает умирать. Он видит приближение смерти, и это наполняет его скорбью – или сожалением, я не понимаю, чем именно. Подавленность – совсем не то же самое, что скорбь или сожаление.

– Сеньор Симон, что я могу сказать? Давид страдает от неврологического расстройства, из-за которого у него судороги, – это мы установили. Во время судорог мозг претерпевает, как мы это себе представляем, электрическое короткое замыкание с волновым эффектом на весь остальной организм. В результате не стоит удивляться, что он переживает то, что вы именуете скорбью или сожалением, или слышит голоса, как описываете вы. Он, вероятно, переживает и многие другие чувства – чувства, для которых в нашем языке может не найтись слов. Моя работа – вернуть его к норме, к нормальной жизни. Когда он выпишется из больницы, окажется в нормальной среде, займется нормальными делами, голоса исчезнут, прекратятся и разговоры о смерти. А теперь мне необходимо вернуться к делам. – Он встает. – Спасибо, что заглянули. Еще раз приношу извинения за эту неудачную статью в газете. Я серьезно отношусь к вашим тревогам и обсужу их с сеньорой Девито.

Глава 17

Проходят дни. Состояние Давида не улучшается. Лекарства, которые он принимает, чтобы облегчить страдания, отняли у него и аппетит: вид у него истощенный, как никогда прежде; мальчик жалуется на головные боли.

Как-то раз вечером, когда они с Инес у постели мальчика вместе, входит сеньора Девито, а за ней Дмитрий катит инвалидное кресло.