Смерть императору! (ЛП)

Катон обернулся и увидел, что к нему бежит Галерий. Центурион вытянулся и отсалютовал своей перевязанной рукой. - Парни на правом фланге заметили колонну противника, двигавшуюся через лес вон там.

Он указал на сосновый лес к востоку, раскинувшийся среди скал над береговой линией вверх по пологому склону к гребню невысокого холма. Напрягая зрение, Катон смог разглядеть движение среди ближайших деревьев, в полуторах километрах отсюда. Через мгновение из опушки леса показалась голова колонны, солнце отражалось от доспехов, шлемов и копий большого отряда всадников – он насчитал целых триста – до появления первых линий пехоты. Она шла следом, петляя по дорожной тропе к поселению и основанию косы. Наконец хвост пехотной змеи выбрался из-за деревьев, и Галерий издал низкий свист.

- Более четырех тысяч ублюдков. Я бы сказал.

- Скорее ближе к пяти тысячам, - подсчитал Катон, исходя из многолетнего опыта. - Передай парням, чтобы ожидали новой атаки. На этот раз нас ждет более жестокое сопротивление.

- Крепкие они или нет, но они не одолеют Восьмую. - Галерий усмехнулся, и Катон увидел, что тот был в своей стихии, взволнованный перспективой битвы, даже если он и был ранен. Человек очень схожий по боевому настрою с Макроном. Для Катона волнение битвы часто сублимировалось в постоянную потребность предвидеть возможности, которые можно использовать, и препятствия, которых следует избегать. Он должен был насторожиться одновременно.

Он заставил себя улыбнуться центуриону в ответ.

- Я не сомневаюсь в этом. Скажи парням от меня, что мы отправим их паковать свои вещи так же, как и первую партию.

Галерий двинулся дальше, останавливаясь у каждой центурии, чтобы передать сообщение. Катон наблюдал за ним, немного стыдясь того, что он пренебрежительно отозвался о доблести приближавшейся вражеской колонны. Эти люди не были фермерами или пастухами, пришедшими на битву с захватчиком. Большинство из них были тяжеловооруженными воинами, без сомнения, в том числе и за счет римского снаряжения, потерянного во время предыдущей бедственной кампании. Люди, которые вскоре должны были атаковать римскую линию, будут куда более крепким орешком, чем толпа вчерашних земледельцев, которая была разгромлена ранее.

Противник остановился вне досягаемости метательных механизмов римлян и развернулся в три линии с заслоном из лучников и пращников, разбросанных перед основными силами. Ордовикского лидера было легко узнать: знатный бритт в ярко-красном плаще в сопровождении эскорта из воинов в доспехах, один из которых нес зеленое знамя с каким-то мифическим красным зверем на нем. Он выехал вперед насколько мог осмелиться осмотреть римские порядки, и одна из баллист на биреме к югу от косы попыталась произвести дальнобойный выстрел, но в сотне шагов стрела упала, не долетев и образовав пыльное облачко. Воодушевленный этим, неприятельский командир пододвинул своих конных людей на пятьдесят шагов ближе. Через мгновение после того, как они остановились, бирема дала полный залп, прорвавший ряды всадников, и Катон увидел, как четверо из них слетели с лошадей. Сразу же остальные развернулись и поскакали прочь. Громкий хор улюлюканья и свиста в рядах ауксиллариев и морских пехотинцев сопроводил улепетывающего вражеского предводителя и его свиту. Катон улыбнулся ловкой ловушке офицера, отвечавшего за южную плавучую батарею, и сделал заметку, чтобы похвалить его за это после битвы, конечно, если они оба ее переживут.

Как только вражеский командир вернулся к основным силам, Катон увидел, как он активно зажестикулировал, отдавая приказы. Плотные ряды пехоты разомкнулись и рассредоточились по грунту у начала косы. «Враг усвоил ценный урок», - с сожалением подумал Катон. «Они больше не попадутся в ту же ловушку и не станут легкой мишенью для метательных механизмов во время их главной атаки. Однако, когда они приблизятся к римской линии, в том месте, где коса сужается – причина, по которой Катон выбрал это место для построения своей линии обороны, чтобы прикрыть высадку остальных сил – противник будет вынужден сомкнуться, и это приведет к тому, что они значительно пострадают от стрел, выпущенных из баллист».

Громкий рев разнесся по промежуточной земле, когда прозвучало несколько кельтских боевых рогов, знаменующих сигнал к наступлению, и первая линия, насчитывавшая по оценке Катона до двух тысяч воинов, двинулась вперед. Не было ни бешеной спешки, ни диких криков, только медленное, неотвратимое движение к римской линии. Катон понял, что вражеский командир не был дураком. Более того, он знал, как контролировать своих людей и сохранить их силы для атаки на последней дистанции, чтобы яростный штурм возымел наибольший эффект. Сами воины были также достаточно дисциплинированы, чтобы поддерживать подобие строя и сохранять мрачное молчание, в то время пока стихали последние насмешки от римской вспомогательной пехоты.