Смерть империи

«Все эти наличные заявления, появившиеся вслед за интервью Бакатина «Комсомольской правде» в среду, доводят до крещендо острую критику Горбачева многими бывшими ближайшими его сподвижниками. Станет ли он принимать это близко к сердцу или (что скорее) попросту сочтет их доказательством личной измены и упрямо продолжит следовать курсом, какой, похоже, взял? Если только последнее окажется верным, то я должен быстро пересмотреть свои прежние выводы о том, что он удержится у власти».

На следующий день, 20 января, Москва стала свидетельницей крупнейших за все время демонстраций. Их организовала Демократическая Россия для протеста против насилия в Литве и Латвии, а также против союза Горбачева с реакционерами; участие в них приняли более 300,000 человек. Кое–какие антиГорбачевекие лозунги, положим, появлялись и на предыдущих демонстрациях, но все же эта была первой крупной в Москве демонстрацией целиком антиГорбачевской. Резолюция, зачитанная толпе под громкие крики одобрения, требовала:

   • Отставки Горбачева и Язова

   • Вывода советских войск из Литвы

   • Роспуска Верховного Совета СССР и Съезда народных депутатов

   • Суда над виновными в применении силы в Литве

   • Иностранную помощь только республикам, а не союзному правительству

Ельцин в демонстрации не участвовал, но многими считался героем дня и, как кто–то сказал, «последней великой надеждой России». Толпа скандировала его имя всякий раз, когда оно упоминалось. Геннадий Бурбулис зачитал Ельцинское послание, где говорилось, что диктатура, о которой Шеварднадзе и другие предупреждали, подступила вплотную. Горбачев мешает демократическим реформам и сделал опасный шаг, защищая применение силы ради самочинного Комитета национального спасения и против законно избранных представителей народа. Оппозиция, однако, должна пользоваться только мирными, парламентскими средствами. «Мы не дадим центральному правительству никакого повода обратить силу против нас», — заявил Ельцин.

Горбачев «петляет»

Пока шли волнения в прибалтийских государствах и Грузии, пока ожесточался спор между Горбачевым и реформаторами–интеллектуалами, военные действия коалиции во главе с США в Персидском заливе начались с воздушных ударов по иракским позициям. Горбачев настойчиво пытался избежать войны в этом регионе, но непримиримость Саддама Хуссейна свела на нет все советские мирные усилия. После начала боевых действий Горбачев продолжал неохотно сотрудничать с Соединенными Штатами в Совете Безопасности, несмотря на то, что у себя дома сталкивался с растущим протестом против его поворота кругом в ближневосточной политике. Согласие с Соединенными Штатами стало чекой, предохранявшей от взрыва его власть дома.

Многие наблюдатели все еще подозревают, что между Бушем и Горбачевым имелось соглашение (возможно, негласное): пока Горбачев поддерживает политику Буша в Заливе, Буш будет предоставлять Горбачеву свободу рук дома, в частности, в Литве. Основания для этих подозрений нет. Буш по–прежнему пристально следил за событиями в Литве, даже в самый пик кризиса в Заливе, Он незамедлительно осудил захват вильнюсского телекомплекса. После 13 января в течение нескольких недель вряд ли день проходил без послания, предупреждения, открытого заявления президента Буша, государственного секретаря Бейкера или их пресс–секретарей.

Когда Горбачев не сумел воспротивиться силам, развязавшим насилие, президент Буш направил ему письмо, где подробно обозначались шаги, которые придется предпринять президенту США, если сила по–прежнему будет в ходу в прибалтийских государствах. Текст письма посольство получило в виде телеграммы перед самой полночью 23 января. На следующее утро первым делом я обратился с просьбой о встрече с Горбачевым для вручения письма, и чуть позже утром Анатолий Черняев по телефону уведомил, что Горбачев примет меня в час дня.

————