Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза

Несмотря на то, что белорусские активисты испытывали едва ли не самые суровые притеснения на протяжении почти всего года, откровения о Чернобыле оказали куда более сильное воздействие на республику, расположенную по ветру от АЭС и принявшую больше радиоактивных осадков, чем Украина. В пропорциональном отношении радиоактивное заражение Белоруссии оказалось куда более серьезным, чем Украины.

В Минске интеллектуалы продолжали разоблачать зверства сталинистов, возрождать белорусский язык и культуру и бороться с политикой, которая губила окружающую среду, однако коммунистические власти теснили их постоянно, Членам партии было запрещено участвовать в «Адрадженне», белорусском аналоге «Саюдиса» и «Руха»; лидерам «Адрааженне» было отказано в предоставлении помещения для проведения учредительного съезда в Минске. Они вынуждены были провести его в Вильнюсе, в соседней Литве. Сочувствующим редакторам газет грозили увольнением, если они станут уделять внимание неформальным группировкам.

Враждебное отношение со стороны властей пошло на пользу «Адрадженне». К концу 1989 года в организации было сто тысяч членов, 60 процентов которых вступили в нее после того, как организации пришлось проводить свой съезд в Литве.

————

Молдаванам повезло больше, чем украинцам и белорусам, поскольку они обеспечили себе поддержку республиканской Коммунистической партии в восстановлении своего культурного наследства, но они столкнулись с другой проблемой: их усилиям все сильнее противились этнические меньшинства.

В течение года поддержка молдавского Национального фронта росла быстро, как до, так и после учредительного съезда, проведенного в мае. В конце лета Национальный фронт собирал до трехсот тысяч человек на демонстрации в поддержку признания молдавского официальным языком и возврата к латинскому алфавиту, используемому в Румынии. Под таким нажимом Верховный Совет объявил молдавский государственным языком, а русский признал «языком межнационального общения». В парламенте депутаты могли пользоваться либо молдавским, либо русским языком, для тех, кто не был силен в обоих языках, был организован радиофицированный синхронный перевод.

Укрепление молдавского Национального фронта вызвало к жизни контрорганизацию, возглавляемую этническими русскими и названную «Единство», напоминавшую прибалтийские Интерфронты. Малочисленные меньшинства гагаузов (турок–христиан) и болгар также создали организации, основанные на национальной принадлежности.

Несколько месяцев власти затягивали с формальной «регистрацией» этих организаций, но в конце концов в ноябре пошли на это, В том же месяце Петр Лучинский был избран первым секретарем партийной организации республики, заменив консерватора Семена Гроссу, который незаметно покинул страну, чтобы занять на удивление низкий дипломатический пост сельскохозяйственного атташе советского посольства в Мехико.

Когда в 1990 году оппозиционные движения как на Украине, так и в Молдавии резко усилили свои требования, Горбачев перевел и Лучинского, и Ивашко, его коллегу с Украины, к себе в Москву, чтобы залатать ими дыры в Политбюро КПСС.

Демократия или независимость?

Едва начав объединяться, только–только оперившиеся оппозиционные группировки в Советском Союзе выявили две противоположные тенденции. Каждая группировка выступала за то, чтобы было больше демократии, больше открытости, чтобы пришел конец однопартийному правлению, однако оппозиция в России делала акцент на индивидуальные свободы, национальные же фронты, напротив, напирали на автономию или независимость для своих наций.

Это расхождение стало очевидным летом 1989 года, когда Ельцин, Попов, Афанасьев и другие основатели Межрегиональной группы попытались вовлечь в свою организацию националистически настроенных прибалтийских депутатов. Одни — например, профессор Виктор Палм из Эстонии — стали членами с самого начала, однако большинство прибалтов колебалось. Они поддерживали цели Межрегиональной группы и при голосовании в Верховном Совете та могла на них рассчитывать, и все же депутаты из Прибалтики полагали, что их собственная программа является более значимой, чем демократия во всем Советском Союзе. Они хотели как можно скорее отделиться от советских структур и тяготились излишней вовлеченностью в них, даже в качестве сторонников оппозиции.

Большинство российских реформаторов поддерживали самоопределение по принципиальным соображениям и, как правило, голосовали вместе с прибалтийскими национальными лидерами по вопросам, имеющим отношение к Прибалтике, однако, по их мнению, лишь демократическая эволюция Советского Союза открывала двери прибалтийской независимости; утверждение же национализма превыше демократии в конечном счете способно создать в отрывающихся республиках точные копии советского правления. Более того, «демократам», бывшим меньшинством на Съезде и в Верховном Совете, требовалась любая помощь, откуда бы она ни исходила, прибалты же все чаще и чаше выказывали намерение держаться в стороне.