Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза

Замечание Горбачева о том, что на него сильно давят и что у него «мало места для маневра», дают ключ к объяснению его одностороннего подхода. Частью он был дезинформирован, частью намеренно закрывал глаза на факторы, какие следовало бы признавать очевидными, но в очень большой степени он просто отвечал на требования сторонников жесткой линии положить конец порыву Прибалтики к независимости любыми способами, какие понадобятся.

————

Целый месяц реакция Москвы на литовскую декларацию независимости ограничивалась скорее психологическим нажимом, нежели какими–то особыми мерами принуждения. Однако 15 апреля Горбачев решил поддать пару.

Тот день я целиком провел на пресс–брифингах и встречах вместе с приехавшими сенаторами. Вечером же сенаторов Митчелла, Билла Брэдли и еще нескольких гостей пригласил к себе на дачу Евгений Примаков. То был знак как изменившихся американо–советских отношений, так и меры открытости, с какой высокие советские политические руководители входили во внешний мир. Традиционно иностранцев принимали только в ресторанах либо в особых «домах приемов», содержавшихся для этой цели. Никогда их не приглашали в дома советских руководителей.

Средних размероводноэтажный домик с верандой, укрывшийся в леске, всего в нескольких милях от столицы, дача Примакова была уютной, но не роскошной. Примаков объяснил нам, что построил дачу на собственные средства, пока был директором Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), и стоила она 30.000 рублей, Большинство высокопоставленных чинов пользовались государственными дачами, предоставлявшимися вместе с должностными привилегиями, но Примакову было явно удобнее и уютнее в собственном жилище, и он с гордостью показывал нам свой дом.

Давно занимавшийся наукой в сфере международных отношений, особенно связанных с Ближним Востоком, Примаков вот–вот должен был вновь сменить вид деятельности. Он председательствовал водной из палат Верховного Совета (и таким образом представлял для наших сенаторов официально принимающую сторону), но только что был назначен в Горбачевский новый Президентский Совет. Я был знаком с Примаковым с 70–х годов. Со времени саммита в Рейкьявике в октябре 1986 года, где Примаков возглавлял с советской стороны переговоры по региональным вопросам, он все чаще и чаще выступал в качестве неофициального выразителя и толкователя внешней политики. Он был явно близок к Горбачеву и, по мнению многих, жаждал заполучить пост министра иностранных дел, занятый Шеварднадзе.

Вечер на даче был непринужденным и, по советским меркам, двухпартийным, поскольку среди немногих гостей находился и Анатолий Собчак. Как один из самых красноречивых реформаторов, который часто упрекал Горбачева в полумерах, Собчак уже считался оппозиционным лидером, хотя оппозиции еще в формальном смысле и не существовало, а он все еще являлся членом Коммунистической партии.

Хозяйкой дома был а дочь Примакова, и, рассматривая фотографии и семейные реликвии, мы вспомнили о личных горестях, обрушившихся на хозяина: вскоре после смерти жены Примакова его единственный сын, подросток, также расстался с жизнью. Семья была дружной и сплоченной, и у Примакова еще не зарубцевалась психологическая травма, порожденная тяжкими утратами. Показывая нам фото покойной жены, он заметил, что, хотя после ее кончины минуло четыре года, у него нет абсолютно никакого желания снова жениться. Ныне, судя по всему, его супружеством была работа.

Невзирая на эти печальные воспоминания, вечер проходил непринужденно, много говорилось о том, каким образом Конгресс США и Верховный Совет могли бы обмениваться информацией и работать сотрудничая. Ранее в тот же день, Примаков, между прочим, добавил сомнений в то, что Горбачев полностью привержен к мирному разрешению ситуации в прибалтийских государствах. В ответ на прямой вопрос, может ли он поручиться, что сила никогда не будет пущена в ход, Примаков ответил, что, в то время как «никто» не хочет насилия и нет никакого намерения пускать в ход силу, в конечном счете, всякая страна должна «защищать свои жизненные интересы», чтобы другие ни думали. Удержание Литвы явно относилось, в его понимании, к «жизненным интересам». Тем не менее, не было ни единого намека, что уже неминуемы дальнейшие шаги для приведения Литвы в повиновение.

В город сенаторы Митчелл и Брэдли возвращались вместе со мной. Когда мы затормозили у входа в гостиницу, я заметил телевизионные камеры собравшихся там репортеров. К чему бы это, подумал я. Внезапно, как только сенаторы вышли из машины, вспыхнули софиты, репортеры бросились вперед и один из них выкрикнул: «Что вы думаете об экономическом бойкоте Литвы?»