Еще до начала наступления на суше, советские официальные лица стали выражать сомнения, не избыточны ли воздушные удары. К примеру, 2 февраля, когда я нанес визит заместителю министра иностранных дел Александру Белоногову с целью убедить СССР поддержать голосование в Совете Безопасности ООН, тот принялся жаловаться, что воздушные удары США приводят к многочисленным жертвам среди гражданского населения. Когда я заверил его, что наше военное командование примет все мыслимые меры предосторожности, дабы свести гражданские жертвы к минимуму, Белоногов в ответ заметил, что должна быть проведена черта между освобождением Кувейта и разрушением Ирака. Пока Соединенные Штаты эту черту не пересекали; если же они это сделают, СССР вынужден будет поднять этот вопрос на Совете Безопасности.
Высказывания такого рода нельзя было оставлять без сокрушительного ответа, иначе они делались бы все чаше и чаще и, возможно, привели бы к попыткам обсуждать тактические военные решения на Совете Безопасности. Поэтому мой ответ был резок. Я заявил Белоногову, что не могу понять его высказывания. Соединенные Штаты взяли на себя главные тяготы по выполнению резолюций Совета Безопасности, хотя по–настоящему ответственность за это несет все мировое сообщество. Поступая так, мы подвергаем опасности жизни наших молодых людей, и нами не движет абсолютно ничто, кроме уважения к международному праву и резолюциям Совета Безопасности. Наша общественность никогда не поймет придирок со стороны неучаствующих, в которых содержался бы намек, будто мы ведем себя неправильно, стараясь свести к минимуму свои собственные потери. Положим, я считаю, что подходы США и СССР в отношении агрессии Ирака в основном совпадают, и все же большинство американцев сочли бы высказанную Белоноговым угрозу непростительной.
Белоногов сразу пошел на попятную, уверяя меня, что и не думал говорить, будто нам не следует стараться уменьшать наши потери и что он не делал никаких обвинений по поводу неправомерных действий со стороны США. Я сказал, что рад слышать его разъяснение и в свете этого полагаю, что впредь нам придется реже выслушивать от советских официальных лиц слова озабоченности, как бы мы ненароком не превысили мандат Совета Безопасности.
В целом, Министерство иностранных дел в самом деле воздерживалось от подрыва наших позиций в ООН. Однако представители военных и некоторые журналисты продолжали задаваться вопросами о мере примененной силы, намекая на то, что Соединенные Штаты заняты утверждением навсегда своего стратегического положения в этом регионе, а вовсе не освобождением Кувейта. Вот почему, когда меня пригласили принять участие в телевизионном «круглом столе» по Персидскому заливу, я принял приглашение, сознавая, что это будет действенный способ донести нашу точку зрения до широкой общественности.
Дискуссия по большей части протекала мирно, пока один из советских участников не выразил мнение, что Соединенные Штаты используют чрезмерную силу против Ирака. Это было как раз то, чего я ждал, и я тут же дал отпор, подготовленный специально для советской аудитории. «Я не понимаю этой нежности к агрессору, — ответствовал я. — Когда на вашу страну напали, вы не беспокоились об ущербе, наносимом Германии. На деле у вас даже был очень популярный лозунг: «Истребим фашистского зверя в его собственном логове!» Мы пока что не пытались «истреблять агрессора», но мы и не считаем нужным ограничивать сражение только кувейтской землей. Готовы ли вы утверждать, что нам не следовало во время второй мировой войны бомбить Германию и что войскам союзников следовало остановиться на германских границах?»
Сразу же поднялся хор протестов, что вовсе не это имелось в виду. Когда я покидал студию, Валентин Зорин, наш ведущий, заметил, что больше никто не станет безрассудно затрагивать при мне этот вопрос. «В нашей стране нет ни одного человека, — сказал он, — который не понял бы вашу мысль».
На деле советскую общественность в целом мало трогали события на Ближнем Востоке, Горбачев, положим, несомненно, получил свою порцию критики от более консервативной части советского офицерства и партийных консерваторов, которые все еще видели в Соединенных Штатах соперника, если не противника, и которые вовсе не рады были бы увидеть, как Союз, в который столько было вложено, попросту исчез в одну ночь, и все же большую часть страны волновали более близкие домашние заботы: нехватки в магазинах, растущая преступность, социальная неустроенность и политическая неопределенность.
Как только началась война на суше, она завершилась в считанные часы. А вместе с ней ушел почти целиком и Горбачевский потенциал воздействия на Буша. Нам все еще была нужна советская поддержка в Организации Объединенных Наций, но, стоило сражениям в заливе закончиться, и она перестала быть предметом первостепенной важности.
————