Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза

Ельцин повернулся к залу и продолжил выступление, по–прежнему читая по бумажке. Он заметил, что привычной стала реабилитация через 50 лет, но он лично хотел бы реабилитации все же при жизни. Он напомнил решение прошлогоднего октябрьского пленума Центрального Комитета, признавшего его взгляды «политически ошибочными», и заявил, что считает единственной своей ошибкой то, что выступил не вовремя: не следовало омрачать семидесятую годовщину Революции, заостряя внимание на проблемах осуществления перестройки. Заметив, что «всем нам надо овладевать правилами политической дискуссии, терпеть мнение оппонентов», Ельцин обратился к делегатам: «Прошу конференцию отменить решение Пленума по этому вопросу Если сочтете возможным отменить, тем самым реабилитируете меня в глазах коммунистов».

Когда Ельцин закончил, на конференции был объявлен перерыв.

После перерыва планировалось продолжить работу для принятия резолюций, но вместо этого было предоставлено слово ряду делегатов, чтобы дать отпор выступлению и просьбе Ельцина. Контратака, похоже, была хорошо подготовлена и скоординирована. Лишь один из одиннадцати последующих ораторов в какой–то мере защищал Ельцина. Но самый неистовый отпор дал Егор Лигачев.

Лигачев поднялся на трибуну с готовым текстом в руке. Ответ свой он по большей части читал, часто поднимая глаза от текста, но по–ораторски искусно. Интонация, паузы, общий стиль выступления были эффектны. И хотя голос его звучал ровно, за ним чувствовался с трудом сдерживаемый напор чувств.

В словах же Лигачева чувств было еще больше. Он предпочел не обсуждать конкретные соображения Ельцина, а повести атаку на него лично, время от времени переходя к оборонительным самооправданиям. Все было исполнено в угоду аппаратчикам, составлявшим большинство в зале.

Лигачев обвинил Ельцина в серьезных упущениях, имевших место еще до того, как тот переехал в Москву когда, будучи секретарем Свердловского обкома, он якобы «прочно посадил область на талоны» (обвинение, позже оказавшиеся неправдой), и бросил фразу, ставшую знаменитой: «Борис, ты не прав!» Лигачев перешел на «ты», обычное в личном общении между членами Политбюро, и при публичном обращении это звучало снисходительно и обидно.

Пока Лигачев шел с трибуны к своему месту, зал громко и долго аплодировал. Никто не удивился, когда делегации отвергли предложение о Ельцинской «реабилитации».

У делегатов в зале Лигачев явно получил сильную поддержку однако куда менее благоприятное воздействие выступление оказало на обычных людей, увидевших его в тот вечер по телевизору целиком. Они–то знали, что у партийных аппаратчиков полно привилегий, и кто такой Лигачев, чтоб думать, будто он может их одурачить? Ясно же, на чьей стороне Борис Николаевич, и кого пытается защитить Егор Кузьмич!

Вскоре начинающие предприниматели изготовили значки с вывернутым лаконичным упреком Лигачева. На них значилось: «Егор, ты не прав!»

Навстречу свободным выборам

Формальная победа над Ельциным на партийной конференции не удержала собственную власть Лигачева от падения. Его оппозиция политической реформе заставила Горбачева прибегнуть к маневру, лишившему Лигачева фактического положения второго номера в партии.

Раскалывая своих противников, идя на компромиссы по некоторым из их предложений, используя себе на благо традицию партии всегда поддерживать предложения, выдвинутые вождями, Горбачев добился от партийной конференции формального утверждения политической реформы. Кое–кто из делегатов выступили против, но окончательное голосование Горбачев держал под контролем. Вслед за конференцией Горбачев развил свой успех. В сентябре, прежде чем всерьез взяться за подготовку первых в Советском Союзе свободных выборов, он основательно реорганизовал верхушку партийной структуры и перераспределил обязанности.

Секретариат партии как орган перестал собираться на регулярной основе, и обязанность Лигачева председательствовать на этих заседаниях отпала. Лигачев был удостоен сомнительной чести курировать сельское хозяйство. Чебриков был снят с поста председателя КГБ и назначен руководить партийной комиссией по правоохранительным органам и системе уголовного судопроизводства. Новые назначения звучали солидно, а отказ от предлагаемого поста противоречил бы традиционной партийной «этике».

Реорганизация преследовала две цели. Руководящему партийному работнику стало гораздо труднее прямо вмешиваться в действия исполнительной власти, и это во многом лишило организационной основы тех, кто препятствовал реформам. Несмотря на грандиозно звучащий мандат, новые партийные комиссии никогда не имели настоящей власти. На их работу чаще всего не обращали внимания. Их председатели становились политическими маргиналами.