Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза

К январю стало ясно, что Буш почти полностью сменит внешнеполитическую команду Рейгана. С точки зрения кадрового состава, замена походила на ту, какая обычно происходит, когда президентство переходит к оппозиционной партии, а не на тот нормальный ход вещей, когда побеждает кандидат президентской партии. Случившееся меня не удивляло. Проработав в Белом Доме более трех лет, я имел представление о натянутых отношениях между «людьми Рейгана» и «людьми Буша» — хотя сам, будучи профессионалом, державшимся в стороне от партийных пристрастий в политике, вполне ладил с обеими группировками.

Тем не менее, ожидая от Буша замены большей части членов Кабинета и их ближайших сотрудников, я не был готов к его тактике, которая куда больше напоминала враждебные захватнические действия, чем переход к новому на основе сотрудничества. Дважды во время переходного периода я побывал в Вашингтоне, но, если не считать одного визита к избранному, но еще не вступившему в должность президента Бушу вместе с Андреем Сахаровым, так и не мог пробиться на прием ни к одному из лиц, назначенных им руководить новой внешнеполитической командой. Все они были многоопытны и хорошо представляли общее положение дел, однако никак не могли быть полностью осведомлены о многом из происходившего в то время в Советском Союзе и — в особенности — о растущем потенциале американского влияния на развитие событий там. Меня удручала невозможность обсудить эти проблемы с новыми творцами политики.

Вернувшись в Москву, я попросил сотрудников посольства подготовить всесторонний обзор произошедшего в Советском Союзе в последнее время и подумать о способах, которыми Соединенные Штаты могли бы с пользой для себя на это отреагировать. Несколько докладов были уже отправлены, когда президент Буш объявил, что готовится к всестороннему политическому анализу наших отношений с Советским Союзом.

Поскольку представить свои соображения новой команде мне лично не удалось, я решил предложить новой администрации свои рекомендации в серии личных посланий, причем заранее, с тем чтобы от них была польза во время политического анализа на уровне всего правительства. Штат посольства составляли сотрудники, о каких любой посол мог только мечтать, однако, как было мне известно, ничто не может заменить суждения главы миссии. Известно мне было и то, что никакое послание не будет — по содержанию, стилю, нюансам — доподлинно моим, если я сам не составлю его вчерне.

Еще до второй мировой войны наше посольство в Москве приобрело для отдыха сотрудников участок в четыре акра в деревне Тарасовка, откуда на машине примерно за час можно добраться до Кремля. Ребекке и мне нравились располагающие к покою окрестности, и в свои прежние годы в Москве мы с детьми ездили туда на выходные и по большим праздникам. Когда в 1981 году я стал послом, мы получили возможность проводить там почти все субботние вечера и воскресенья.

Впрочем, после нашего возвращения в Москву в 1987 году мы редко выкраивали время для дачи. Служебные обязанности в Москве, поездки в разные другие места занимали практически все выходные, и в праздники наша работа тоже не прекращалась. Тем не менее, я понимал, что рекомендации новой администрации нужно готовить быстро, если иметь в виду хоть какую–то пользу от них при принятии политических решений. На последние январские выходные я отменил все встречи и поездки, с тем чтобы отправиться на дачу и там, среди заснеженных сосен и берез, собраться с мыслями.

В пятницу вечером мы с Ребеккой отправились в Тарасовку, взяв с собой провизии на два дня, кипу желтых блокнотов и авторучку. Никаких документов, никакой справочной литературы я с собой не брал. Если имевшегося у меня в голове недостаточно для анализа и рекомендаций, то заполнять пробел было слишком поздно.

В пятницу вечером, после ужина, я принялся набрасывать основные тезисы того, о чем собирался сказать. Затем, с субботнего утра, я работал по два–три часа подряд, прерывался на полчасика, отправляясь бродить по тропинкам, протоптанным в снегу, привозя на тачке дрова в дом или просто любуясь на пламя в подобии камина, десятки лет назад сооруженного русским мастеровым из обычной русской печки. Большинство идей пришло мне в голову во время перерывов.

К воскресному дню я подготовил детальные наброски трех пространных телеграмм и черновые варианты первых двух из них. Вечером я возвратился в Москву с пачкой весьма помятых желтых листов, которые во время прогулок засовывал в карман куртки, а ночью прятал под подушку. Я сомневался, что Советы хоть что–то приобретут, ознакомившись с моими рассуждениями, но все же предпочитал держать их подальше от чужих глаз.