Смерть империи

Однако, если такое произойдет, что станет с реформой, которая бессмысленна, если не влечет за собой подлинную смену власти? На этот вопрос Горбачев дал лишь окольный ответ, но внимательные слушатели уловили: должно быть, в его предложении есть уловка. Верно, оно позволяет партийному руководителю избираться в председатели соответствующего совета и занять оба кресла — если тот[36] побеждал на выборах. Однако, если партийный руководитель не обеспечит себе избрание председателем совета, партии придется «сделать из этого соответствующие выводы» о его пригодности как главы парторганизации- Иными словами, избранные председатели должны сменить тех первых секретарей, которым не удалось быть избранными.

В тот момент, когда предложение прозвучало, такая перспектива, видимо, представлялась немногим первым секретарям, большинство партработников снисходительно отнеслись к нему как к безобидной выходке пожелавшего стать в позу генсека, а о предстоящих выборах голова у них болела куда меньше. В своих округах они всегда получали по 99,73 процента «голосов», что за проблема получить каких–то 50 процентов плюс один голос!

В то время я думал, что Горбачев либо отказался от своих планов политической реформы, либо вовлекает аппарат партии в один из самых поразительных обманов в политической истории. Доказательством того или иного станут сами выборы. Будут ли они вполне честными и открытыми» чтобы нанести поражение видным партийным деятелям? И заменит ли партия проигравших людьми, которые победят на выборах благодаря своим личным качествам? Ответ «да» на оба эти вопроса убеждал бы нас в том, что воистину занимается заря нового дня.

Делегаты от реформаторского крыла партии отнеслись к предложению Горбачева крайне критически. Ельцин выразил сомнения и предложил вынести этот вопрос на всенародный референдум. Но в конечном счете Горбачев одолел.

————

«Совмещение постов» оказалось самым содержательным вопросом партийной конференции, зато самым драматичным ее моментом стала трибунная перепалка Ельцина с Лигачевым. Когда девять месяцев назад они схватились на Центральном Комитете, прессе было дано указание не упоминать про этот случай. Теперь же телевидение транслировало выступления на всю страну: на всякий случай, не в прямом эфире и с хитроватой предвзятостью против Ельцина, но вечером каждого дня они передавались.[37]

На следующий день полные тексты печатались в «Правде» и «Известиях».

Показ выступлений по телевидению не давал никаких оснований полагать, что появление Ельцина на трибуне не было заранее оговорено. Сам же Ельцин утверждал, однако, что получил слово только после того, как фактически штурмом взял трибуну В список выступающих его не включили, но в заключительный день конференции прямо перед дневным перерывом он встал с отведенного ему на балконе места, спустился в партер и, размахивая делегатским мандатом, двинулся по боковому проходу, требуя слова. Горбачев послал кого–то уговорить Ельцина пройти в комнату президиума или вернуться на свое место и подождать решения, но Ельцин отказался, опасаясь подвоха. Он нарочито уселся на первый ряд и сидел там до тех пор, пока Горбачев не объявил, что имя его внесено в список выступающих.

Когда он, получив, наконец, разрешение, поднялся на трибуну то вначале ответил на критику в свой адрес, прозвучавшую на конференции, а затем повел прямую атаку на партию за отставание в достижении ее основной цели — стать более демократической. На фоне нынешних обвинений критика, высказанная им год назад, казалась мягким укором.

К тому времени, когда Ельцин подошел к концу заранее заготовленного текста, он говорил уже больше, чем отводилось для выступления большинству ораторов. И при его словах, что он хотел бы поднять «щекотливый вопрос», по залу прошел шум, раздались хорошо различимые стоны. Ельцин помолчал, глянул поверх трибуны и пояснил: «Я хотел обратиться только по вопросу политической реабилитации меня лично после октябрьского Пленума ЦК». Шум не смолкал, Ельцин собрал свои бумаги, словно готовясь уйти, и пробормотал: «Если вы считаете, что время уже не позволяет, тогда все». При этом он обернулся и посмотрел на Горбачева, сидевшего в центре «президиума» позади трибуны.

Горбачев жестом попросил его продолжать, сказав: «Борис Николаевич, говори, просят». Выступления на пленуме ЦК прошлой осенью еще не были опубликованы, потому Горбачев добавил: «Я думаю, товарищи, давайте мы с дела Ельцина снимем тайну Пусть все, что считает Борис Николаевич нужным сказать, скажет. А если у нас с вами появится необходимость, то мы тоже можем потом сказать».