Смерть Хаоса

На ступеньках кухни, глядя на Риссу снизу вверх, стояли двое детишек. На дальнем конце двора, где я три года назад посадил дубок, в защищавшей кое-как от палящего солнца тени укрылась худощавая женщина в серых лохмотьях.

– Подайте… мы голодны… – упрашивала темноволосая девочка постарше. – Мама сказала, что у вас есть еда.

И она, и ее младшая сестренка были худы и одеты очень бедно, однако, в отличие от большинства бродяг и попрошаек, оставались чистенькими.

Я тихонько отступил за дверь мастерской.

– Еда, – несколько нервно пробормотала Рисса, – у мастера Лерриса не хватает еды на всех.

– Но мы же просим не на всех, а только себе, – наивно возразила девочка. – Ты нас знаешь: я Джиди, а она Мирла. Мы хотим есть.

– Ладно, взгляну, может, что и найдется, – буркнула Рисса и удалилась на кухню.

Я поразился: неужто дела так плохи, что людям нечем кормить детей и они попрошайничают даже не в бедных кварталах, а у моих дверей? Мне тоже приходилось ощущать на себе последствия общего упадка, однако я имел дело с людьми, у которых водились деньги.

– Вот, берите…

– Спасибо, Рисса. Большое спасибо.

– Меня благодарить не за что. Скажите спасибо мастеру Леррису: это его снедь.

Приглядевшись, я увидел, что каждая из девчушек получила по полкаравая вчерашнего хлеба и по пригоршне оливок. Пока они, поднимая босыми ножками красную пыль, брели через двор к матери, Джиди отправила в рот оливку и отломила крохотный кусочек хлеба.

Их мать помахала рукой Риссе, и они удалились.

Я подошел к кухне.

– Мастер Леррис… Гайси не какая-нибудь мошенница.

– Рисса, не надо оправдываться, ты поступила правильно. Дети были голодны, но они чистенькие и аккуратные, совсем не похожи на завзятых попрошаек, – промолвил я, торопливо закрывая дверь, чтобы отгородить кухню от жары и красной пыли.

– А кто эта женщина, их мать? – полюбопытствовал я, достав из охладителя кувшин и налив себе немного клюквицы.

– Гайси? Я давно ее знаю, славная женщина, но невезучая. Муж ее работал на Синкора, старого торговца шерстью. Он умер до…

– Погоди. Он, что ли, владел этой землей?

– Он самый. Бедняга погиб во время пожара, когда сгорели его дом и склад. Ох, и пожарище же был, пламя выше деревьев! Люди поговаривали, будто усадьбу поджег Хистел, сын старого торгаша. Злобный малый был этот Хистел, вечно цеплялся к девушкам. Дошло до того, что родной отец сдал его стражам самодержицы. Ходили толки, что он убил отца из-за золота, а усадьбу поджег, чтобы замести следы, но, – Рисса пожала плечами, – ни Хистела, ни золота этого никто так больше и не видел. Вилбел пытался спасти хозяина, но и спасти не спас, и сам обгорел так, что работать больше не смог. Помучался-помучался, да три года назад, как раз во время великого дождя, и преставился. А Гайси вела домашнее хозяйство Мортена, пока он не подцепил ту темнокожую девицу. Так и вышло, что Гайси осталась без работы и без куска хлеба. Родных у нее нет, так что помощи просить не у кого.

Мне стало стыдно. Люди голодают, а я позволяю себе баловаться клюквицей.

– А где они живут?

– Где придется.

– К тебе часто наведываются?

– Бывает. Жалко ведь, особливо детишек.

Я вздохнул. Конечно, когда не видишь чужих бед, жить легче. Но, с другой стороны, облагодетельствовать всех обездоленных мне явно не под силу.

– И много в Кифриене таких, как они?

– Немало. Еда дорожает с каждым днем.

– Но почему?

Я не заметил особого роста расходов, но сообразил, что Кристал частенько в отлучках и нам не приходится кормить слишком много ртов.

Рисса улыбнулась.

– Траты, конечно, увеличиваются, но у нас есть старые запасы: баранина, кукуруза, оливки. Теперь вот и курочки завелись. Я стараюсь беречь твои серебреники.

– Спасибо, – сказал я, допивая клюквицу. – Пойду, а то меня работа ждет.

– Конечно, мастер Леррис, – улыбнулась Рисса. – Сколько людей зависят от твоей работы.

Мне, честно говоря, вовсе не хотелось, чтобы кто-то от меня зависел. У меня самого имелось все необходимое для счастья: уютный дом, прекрасная жена, вдоволь еды, славный пони и ремесло, которое не только неплохо кормит, но и доставляет мне удовольствие. Но не думать о таких людях, как Гайси и ее дочери, я не мог.

– Вигил, – окликнул я паренька, вернувшись в мастерскую, – ты Гайси знаешь?

– К-кого? – Малый покраснел.

Я повторил вопрос, и он, заикаясь, признался, что по малолетству вместе с братьями таскал у Гайси еду, пока отец не поймал их за этим и не задал им хорошую трепку. Из его слов выходило, что Гайси прекрасно умела шить.

– Вот и замечательно, – сказал я. – Ты уже набил руку на своей каморке и курятнике, так что справишься и с новым заданием. Превратишь этот курятник в каморку на три кровати. Об очаге я позабочусь отдельно. А курятник потом построишь новый, я заплачу за древесину.

– З-зачем?

– Зачем-зачем… Может, мне и не под силу спасти весь мир, но могу же я позаботиться о хорошей женщине и ее детях. Только давай договоримся: пока не закончишь работу, ни Гайси, ни Риссе ни слова. Завтра поедем к твоему отцу подбирать материал. А пока занимайся кофром.

– Х-хорош-шо.