Смерть Хаоса

Спустя некоторое время Гэрлок малость успокоился и вернулся к нормальному аллюру. Я отпустил щиты и перевел дух. Оказалось, что мы успели проехать меньше одного кай: путешествуя вслепую, на быстроту рассчитывать не приходится.

– Славный малый, – похвалил я пони.

Чем выше мы забирались в горы, тем становилось холоднее. И я, и Гэрлок уже выдыхали пар, так что в конце концов мне пришлось остановиться и натянуть теплую куртку. Правда, застегивать ее я не стал.

Еще через десять кай крутой подъем закончился, и дорога пошла по длинной лощине, поросшей чахлой травой и приземистыми кедрами. То здесь, то там торчали здоровенные валуны, заметенные с северной стороны еще не успевшим растаять снегом. А вот на дороге снег стаял, смыв при этом большую часть отпечатавшихся ранее на влажной глине следов. Кое-где трава выглядела скошенной, но ни коз, ни овец на глаза не попадалось.

Елена сказала мне, что на этой дороге имеется постоялый двор, и, разумеется, не обманула. Правда, хижина представляла собой развалюху: деревянная дверь сорвалась с проржавевших железных петель, а поросшая травой крыша во время дождя или снегопада явно протекала. Во всяком случае, на это указывали влажные пятна и углубления на грязном полу. Несмотря на то, что дверь практически отсутствовала, холод меня не страшил: эта проблема легко решалась с помощью магии гармонии. Чего нельзя было сказать о еде всухомятку: сами по себе хлеб и сыр вовсе недурны, но я ел их уже почти целую восьмидневку, так что поневоле заскучал по стряпне Риссы. И даже по своей собственной.

Дав Гэрлоку пощипать травку, я покормил его зерном и отвел на водопой к находившемуся позади дорожной хижины источнику. Окинув взглядом лежавшую впереди дорогу, поднимавшуюся к Нижним Рассветным Отрогам, я отвел пони назад в дом и разложил в уголке свой спальный мешок.

Спалось мне хорошо, и никакие сны меня не беспокоили.

X

Западная Арастасия, Хидлен (Кандар)

Достав маленькое полированное зеркало, Герлис аккуратно помещает его в самый центр покрытого кремовой скатертью раскладного стола, после чего подходит к пологу парусиновой палатки и, высунувшись наружу, говорит:

– Орорт, меня не должен беспокоить никто, кроме Его Сверхвысочайшего и Вольного Могущества, герцога.

– Слушаюсь, господин!

Стражник склоняет голову, а когда поднимает ее, полог уже опущен.

Герлис уже сидит на табурете из полированного белого дуба и, не обращая внимания на то, что в палатке становится душно и на его лбу уже выступают бусинки пота, неотрывно смотрит в зеркало.

Сначала его поверхность затягивает колышущийся белый туман, но потом он сменяется расплывчатым изображением. Через некоторое время оно обретает достаточную четкость, чтобы позволить Герлису различить пятерых едущих по узкой дороге всадников. Ведет их женщина, кифриенский офицер. Близ нее едет мужчина на низкорослом пони. Изображение вновь дрожит, затуманивается и тает.

– Получается, что угроза исходит от горстки кифриенцев, – хмуро бормочет Герлис, утирая лоб. Переведя дух, он встает и направляется в дальний угол палатки, где берет бутылку вина.

– Уже обернулись… проклятия силы… – бормочет он, сделав долгий глоток.

За первым глотком следует второй; потом Герлис ставит бутылку на крышку стоящего рядом с походной койкой сундука, возвращается к столу, садится и сосредоточивается.

Когда клубы тумана рассеиваются, он видит поджарого лысеющего мужчину в желтовато-коричневом мундире со знаком «солнечной вспышки» в петлице.

– Солнечные дьяволы… наколдовывают неприятности… но пока не время. – Он делает жест, и зеркало тускнеет. – Время настанет, когда Берфир будет прочно удерживать Хидлен.

Его взгляд фиксируется на зеркале в третий раз и вызывает изображение худощавого человека в цветах Хидлена, который, оглядываясь через плечо на заходящее солнце, натачивает длинный клинок.

Герлис кивает.

– …друг Кеннон… еще убийцы… – едва слышно бормочет он себе под нос, после чего поднимает свою левую руку.

– Левая рука герцога, – говорит Герлис, – многие проклянут ее!

По кончикам его пальцев пробегают язычки красно-белого пламени, и он улыбается. Глубоко под лугом земля содрогается, и вскоре, хотя полдень стоит безветренный, по траве за палатками пробегает рябь.

XI

Холодный ветер врывался сквозь дверной проем, и по придорожной хижине плясали снежные хлопья. У порога намело небольшой сугробчик. Выбравшись из спального мешка и размяв затекшее тело, я собрал щепок, наломал с чахлых кустов прутьев, и скоро мой побитый чайник уже булькал над маленьким костром. Мне очень хотелось чего-нибудь горяченького.

Во время сбора хвороста Гэрлок фыркал и всхрапывал, а когда я, наконец, отвязал его, громко заржал.

– Что, небось думаешь, мне надо было сначала тебя отвязать, а уж потом костром заниматься?