Смерть композитора. Хроника подлинного расследования

Как мы знаем, Владимир этот конкурс не выиграл, если точнее, его кандидатура даже не выдвигалась в число соискателей. Победа на престижном республиканском комсомольском конкурсе имела бы большое значение для дальнейшего карьерного роста и Владимир, по-видимому, не без оснований рассчитывал на успех. Но сложилось так, как сложилось и эта неудача не могла не повлиять на состояние духа композитора.

Когда Татьяна видела Владимира в последний раз? Впрямую вопрос в такой формулировке вряд ли задавался во время допроса, но Жукова на него фактически ответила, заявив: «Я его провожала на вокзале [на конкурс — прим. А.Р.], он был уставший и говорил, что скоро возвратится, т. к. много работы. У него была по учёбе академическая задолженность, однако он сдавал многие предметы за 2 курса» (т. е. Ивасюк, фактически учась на третьем курсе, проходил четвёртый экстерном).

Уже после отъезда Владимира в Хмельницкий, имели место телефонные разговоры между ним и Татьяной. Разговоры странные и о них следует сказать несколько слов. Свидетельница сообщила следующее: «Когда Володя находился в Хмельницке, то 21 апреля 1979 г он заказал со мной переговоры [по междугородней телефонной линии]. Он мне объяснил, что всё нормально, говорил, что виделись со Скориком. Я спросила, как он себя чувствует, то он ответил, что нормально. Говорил, что сидит и пишет. Далее он сказал, что возможно, он в понедельник приедет [т. е. 23 апреля] и, может, звонить не будет. Мы с ним попрощались».

Итак, Ивасюк для чего-то упомянул о встрече с композитором Скориком. Не вызывает сомнений, что будучи членом жюри музыкального конкурса, он встречался со многими людьми, но в разговоре упомянул одного Скорика. Видимо, встреча с ним что-то для Владимира значила, но что именно, он объяснить Татьяне не смог или не захотел. И ради чего он тогда звонил? Ладно, можно счесть, что хотел голос любимой женщины услышать…

Однако через несколько часов Владимир позвонил снова. Жукова рассказала об этом так: «В этот же день в 15 часов он позвонил мне [опять], сказал, что обнаружил телефон-автомат. Он попросил, дословно он сказал: „Ты можешь выполнить одну мою просьбу?“ Я ответил, что могу. Тогда он продолжил, что он не может дозвониться до Гали (младшей сестры — прим. А.Р.) и что он хочет, чтобы я передала что-то Гале. Я сказала, что не знаю её телефона рабочего. Я даже удивилась, т. к. знала, что он мог позвонить матери. Затем он сказал, что хорошо, я тебе позвоню завтра и скажу что передать. 22 апреля я была дома целый день, но звонка не было».

Очень интересно, не так ли? На первый взгляд действия Ивасюка совершенно бессмысленны. Во-первых, что за нужда срочно разыскивать сестру, при этом не говорить с нею лично, а передавать нечто через Татьяну Жукову? Во-вторых, почему из поиска сестры исключена мать? Какую информацию Владимир хотел сообщить сестре, причём так, чтобы об этом не узнала София Ивановна? В-третьих — и это главное! — почему в конце разговора Владимир резко отказался от первоначального намерения передать некое сообщение сестре, ведь именно для этого он, вообще-то, и позвонил?! И наконец, в-четвёртых, почему не последовало обещанного телефонного звонка на следующий день, 22 апреля?

Всем этим деталям можно было бы не придавать значения, если не знать, что всего через 3 суток Владимир Ивасюк исчезнет без вести, а потом будет найден мёртвым. Но близость во времени этих странных звонков и последовавших трагических событий заставляет предполагать наличие между ними внутренней связи.

Автор позволит себе сделать предположение, разумеется, не настаивая на его безусловной истинности, которое хорошо объяснит события 21 апреля (и последующих дней). Именно в тот день Владимир Ивасюк принял решение покончить жизнь самоубийством. Причём, он был готов это сделать прямо в Хмельницком, не откладывая дела в долгий ящик. «Триггером» для подобного выбора, или, если угодно, спусковым крючком, послужил разговор со Скориком или с кем-то ещё, неустановленным пока что лицом, под впечатлением которого Владимир позвонил Татьяне сначала один раз, а потом и второй. Он никому ничего не хотел объяснять, во всяком случае, уж точно не матери, но, по-видимому, имелось нечто, что следовало знать сестре… может быть, некие слова, которые Галина должна была передать матери после того, станет известно о смерти брата. В общем, нечто очень личное, внутрисемейное, такое, что не следовало доверять Татьяне Жуковой.