— Вы забываете, граф, что я не присутствовал при этом, — возразил Цамбелли, — и могу только рассказать в общих чертах то, что слышал от счастливца, который был ещё в полном упоении от всего виденного им.
— Остальное вы можете дополнить своей фантазией. Представьте только себе: два могущественных монарха сходятся во время празднеств при самой блестящей обстановке... Их окружает свита королей... Самый смелый вымысел ничто перед такой действительностью. Я заранее восхищаюсь вашим талантливым описанием, шевалье. Теперь я даже готов благодарить вас, что вы не были на нашей охоте. Известия из Эрфурта! Это будет такой десерт для наших гостей, которого они не ожидают. Но вот мы опять заговорились с вами — смотрите, уже совсем стемнело.
Граф и его гость поспешно поднялись по лестнице и вошли в освещённую залу, где их ожидали с нетерпением.
Во дворе мало-помалу воцарилась глубокая тишина. Прислуга увела лошадей и собак, экипажи были поставлены в сараи. Ночной сторож по обычаю наложил засовы и запер решетчатые ворота, сделанные в крепкой, поросшей плющом стене, окружавшей замок, часть хозяйственных строений и сад. Из-за утёса Траунштейна поднялся месяц, сперва узким блестящим полукругом, посеребрившим края тёмных туч, которые тяжело повисли над высокими скалами Адского ущелья. Но вот взошёл и полный месяц и, медленно плывя по небу, осветил крышу замка и стройную фигуру молодой девушки, стоящей на балконе, которая в своём лёгком белом платье казалась издали каким-то неземным существом. Должно быть, в зале её кто-то позвал по имени, потому что она оглянулась, а вслед за тем на пороге балкона появилась пожилая женщина и увела её с собою.
В это время внизу раздался звонок, призывавший к ужину тех слуг, которые уже кончили свои дневные занятия и не обязаны были прислуживать за господским столом. Капуцин, услыхав звонок, поспешно встал с места и с видимым удовольствием погладил свою рыжую бороду. Егери, конюхи, кучеры и садовники проходили мимо него в низкую комнату за кухней, служившую для них столовой. Капуцин хотел последовать за ними, но тут к нему подошёл старик, одетый в чёрное платье и, положив ему руку на плечо, сказал:
— Пойдём лучше со мной, брат Марсель, в особую комнату, — мы разопьём с тобой бутылку красного тирольского вина.
— Вы знаете мой вкус не хуже меня самого, мой дорогой кум, — ответил монах нищенствующего ордена. — Ходьба утомляет ноги, от молитвы устаёт язык, а вино восстанавливает силы.
— Тебя ожидает Мартин Теймер, — добавил вполголоса старик. — По его словам, в Тироле творятся ужасные вещи. Баварцы хозяйничают там не хуже турок.
— Ну, это в порядке вещей, только бы вино не испортилось у них... Что же касается света, кум, то правда давно умерла в нём, — продолжал капуцин. — Короли, принцы, дворяне, бюргеры и крестьяне — всё перемешалось, потеряло голову и всё идёт вверх дном. Свет представляет собой огромный котёл, в котором сатана варит кашу и так усердно мешает её своей лопатой, что она льётся у него через край: то потечёт огонь и человеческая кровь, то чистое золото, а чтобы поддерживать жар под котлом, он бросает туда целые деревни и даже города. Сатане нужны дрова, но, по счастью, он ещё не добрался до виноградников, и это радует меня.
Собравшаяся прислуга внимательно слушала монаха.
— Вы ещё шутите, — сказал один из слуг, — а у меня так, право, становится тяжело на сердце, когда подумаю, что делается на свете.
— Я бедный сын Франциска, — возразил монах, — и меня ничто не тяготит; вся моя ноша состоит из этого мешка. Я оставляю его во дворе. Дети мои, смотрите, чтобы кто-нибудь не украл его. Сколько звёзд, столько глаз на небе. Они все видят, даже когда молодёжь ворует или целуется! Но вы не виноваты в этом, уж так созданы люди, что чувствуют голод и влюбляются...
Прислуга, смеясь, прошла в столовую, а капуцин со стариком повернули в коридор налево.
Старик отворил дверь своей комнаты и пригласил гостя войти в неё.
Стол уже был накрыт, и на нём стояли бутылки и кушанья самого соблазнительного вида.
— Сперва поедим, — сказал капуцин, распуская шнур, опоясывавший его талию, — а потом займёмся политикой.
Как в нижнем этаже у прислуги, так наверху у господ серьёзный разговор долго не завязывался. Гости графа Вольфсегга по первому его приглашению поспешили занять свои места за роскошным ужином, и некоторое время в огромной зале слышен был только стук ножей, вилок и звон стаканов и поспешная беготня лакеев, которые приносили и уносили блюда, тарелки и бутылки.