Смерть королей

Он приносил эль нам на луг, в четырехстах или пятистах шагах от Снотенгахамского крепостного вала, и выпивал с нами, рассказывая старые истории о давно минувших битвах, а в ответ я рассказывал ему о своих путешествиях.

— Я скучаю по морю, — говорил он с ностальгией.

— Пойдем вместе с нами, — приглашал я его.

Он с сожалением качал головой.

— Ярл Сигурд — хороший лорд, он присматривает за мной.

— Увижу ли я его перед отъездом? — спросил я.

— Сомневаюсь, — ответил Фритхоф, — он с сыном отправился на помощь твоему старому другу.

— Хэстену?

Фритхоф кивнул.

— Ты был с ним всю зиму?

— Он все обещал, что к нему присоединятся еще люди, — сочинил я, — он говорил, что они придут из Ирландии, но ни один не появился.

— Прошлым летом у него все было довольно хорошо, — сказал Фритхоф.

— Пока саксы не захватили его флот, — добавил я с недовольством.

— Утред из Беббанбурга, — Фритхоф тоже говорил с недовольством, прикоснувшись к молоту на своей груди. — Утред осаждает его сейчас. Поэтому вы ушли?

— Не хочется помереть в Британии. Да, потому мы и ушли.

Фритхоф улыбнулся.

— Утред умрет в Британии, мой друг. Ярл Сигурд отправился прикончить ублюдка.

Я прикоснулся к молоту.

— Да принесут ему боги победу, — сказал я благочестиво.

— Убей Утреда, — сказал Фритхоф, — и Мерсия падет, а когда помрет Альфред, падет Уэссекс, — он улыбнулся. — Зачем ехать во Фризию, когда тут такое происходит?

— Я скучаю по дому, — ответил я.

— Построй свой дом здесь! — с энтузиазмом воскликнул Фритхоф. — Присоединись к ярлу Сигурду, и ты выберешь себе собственные владения в Уэссексе, возмешь десяток саксонских жен и будешь жить как король!

— Но сначала я должен убить Утреда? — спросил я осторожно.

Фритхоф снова дотронулся до амулета.

— Он умрет, — произнес он с таким выражением, как будто изрекал истину.

— Множество людей пытались убить его, — сказал я. — Убба пытался!

— Утред никогда не сталкивался в битве с ярлом Сигурдом, — сказал Фритхоф, — или с ярлом Кнутом, а его меч быстрее змеиного языка. Утред умрет.

— Все умирают.

— Его смерть предсказана, — сказал Фритхоф, и заметив в моих глазах интерес, он снова прикоснулся к молоту. — Есть одна колдунья, — объяснил он, — и она видела его смерть.

— Когда? Где?

— Кто знает? — ответил он. — Наверное, она знает, и так она предвещала ярлу.

Я почувствовал неожиданный приступ ревности. Оседлала ли Эрция Сигурда ночью, как оседлала меня? Затем я подумал, что Эльфадель предсказала мою смерть Сигурду, но мне сказала обратное, а это значит, что кому-то из нас двоих она врала, или Эрция, несмотря на свою привлекательность, не богиня.

— Ярлу Сигурду и ярлу Кнуту предначертано сражаться с Утредом, — продолжил Фритхоф, — и пророчество говорит, что ярлы победят, Утред умрет, а Уэссекс падет. А это значит, ты теряешь возможность, мой друг.

— Может, я и вернусь, — сказал я и подумал, что однажды, может быть, вернусь в Снотенгахам, потому что, если мечта Альфреда об объединении всех англоязычных земель сбудется, то датчане должны быть изгнаны из этого и всех остальных городов между Уэссексом и дикой шотландской границей.

Ночью, когда пение в снотенгахамских тавернах стихло и городские собаки замолчали, часовые, охранявшие корабли, пришли к нашим кострам и приняли нашу еду и эль.

Так было на протяжении трех ночей, а затем, на рассвете следующего дня, мои люди пели, по каткам из бревен скатывая Детище Тюра вниз в Тренте. Корабль закачался на воде. Потребовался день, чтобы загрузить балласт и еще полдня, чтобы распределить камни правильно — с небольшим уклоном на корму.

Я знал, что корабль будет протекать, все они протекают, но к вечеру второго дня не было никаких следов воды выше заново размещенных камней балласта. Фритхоф сдержал слово и принес весла. Мои люди на веслах поднялись на несколько миль вверх по течению, потом развернулись и привели корабль обратно.

Мы уложили мачту на пару стапелей, привязали к ней сложенный парус и закрепили наши скромные пожитки под небольшой полу-палубой на корме. Последние серебряные монеты я потратил на бочонок эля, две бочки сушеной рыбы, немного сухарей, кусок ветчины и завернутую в холстину огромную голову сыра, твердого как камень. На закате Фритхоф принес нам голову орлана, вырезанную из дуба, для установки на носу корабля.

— Это в подарок, — сказал он.

— Ты достойный человек, — сказал я, и был искренен в своих словах.

Он смотрел, как его рабы занесли резную голову на борт моего корабля.

— Пусть Детище Тюра послужит тебе хорошенько, — сказал он, касаясь молота на шее, — пусть ветер не дует в лицо, а море в целости доставит тебя домой.

Я приказал рабам установить голову на носу корабля.

— Ты помог мне, — тепло сказал я Фритхофу, — и я хотел бы отблагодарить тебя должным образом. Я предложил ему серебряный браслет, но он покачал головой.

— Я в этом не нуждаюсь, а тебе может потребоваться серебро во Фризии. Отплываешь утром?

— До полудня.

— Я приду попрощаться, — пообещал он.

— Далеко ли до моря?

— Дойдешь за два дня, — сказал он, — и как выйдешь из Хамбра, держи севернее. Избегай побережья Восточной Англии.

— Там проблемы?