Смерть Ленро Авельца

Ну разве что я. Я позвонила Леннеру и попросила разрешения приехать на кремацию и на «церемонию», да, это так называется? Леннер разрешил, но предупредил, что сообщит Акияме, и ей может это не понравится. «Ну и к чёрту, – подумала я. – Если она не поймёт, то это её проблемы». Но она поняла.

Когда я приехала в Цюрих, она мне позвонила. Сказала, что и сама бы хотела приехать. Она попросила передать Ленро привет. Так и сказала: «Передай ему привет». Я исполнила.

Когда его кремировали, горстку пепла в небольшом прозрачном ящике подняли на борт вертолёта. Мы вылетели из Цюриха, пересекли Альпы, Лазурный берег и оказались над Тирренским морем… Так странно было на него смотреть. Серый прах, пепел. Год назад на его похороны бы съехался весь мир. Даже врагам бы пришлось приехать и произносить лицемерные соболезнования… А теперь вот одна я да агенты ОКО. Там был один агент, женщина, высокая блондинка, всю дорогу молчала. Мне шепнули, что она – главный эксперт по Авельцу, что она следила за ним ещё со времён Уэллса. Возможно, она и была ему самым близким человеком… (Улыбается.)

Мы пытались успеть до заката, но попали в циклон и в результате прах смогли развеять только в сумерки. Вертолёт завис. Мы взяли этот ящик, агент поднёс его к люку и открыл. Серая пыль, которая была Ленро Авельцем, вырвалась из ящика и улетела, сперва стала клубами тумана, а потом рассеялась. Немного праха осталось в углу ящика, и агенту пришлось его потрясти, чтобы весь прах вылетел.

Странно… Странно. Понимаете, про Авельца сложно говорить… Тяжело отделить внешнее, тяжело отделить образ от человека. То, чем он сегодня стал, этот образ… Но правда в том – и я это знаю, потому что я знала его с самого начала, – что он не так уж и выделялся.

В администрации Мирхоффа о нём разное говорили, но он не был чем-то экстраординарным, он обращался за помощью к другим, и другие обращались к нему, и он не отказывал, он нормально работал. У него не было близких друзей, да и друзей вообще не было, но, слушайте, у кого они есть?.. В этой банке скорпионов, на этих вершинах мы все эгоманьяки. Мы все одинокие люди, и Ленро Авельц был одним из них.

Его голос для кого-то был голосом ненависти. Кто-то слышал в его голосе безумие, призыв к бесправию и цинизму. Этот голос приказывал сжигать города, он начинал войны, он обрекал людей на смерть, он рушил мечты и убеждения, он мог быть подлым и мог быть лживым. Для кого-то этот голос олицетворял отчаяние и смерть, и я не скажу, что эти люди так уж заблуждались.

Но для других… для некоторых, немногих… его голос был голосом надежды. Он всегда это отрицал, но «Воспоминания» это прояснили: голос Ленро Авельца был голосом романтика. Это был голос мечты о лучшем мире. Голос человека, который знал, что не так с миром и как это исправить. Это был голос человека, который знал всё. Ты слышала этот голос и была уверена: с миром всё будет окей, пока ты его слушаешь.

«Слушайте меня, это Ленро Авельц», – и всё обретает смысл, и цвета становятся ярче. Ленро Авельц всю жизнь пытался быть этим голосом. Отделять добро от зла…

Что-что? Скучаю ли я по нему? Нет, что вы, не говорите ерунды. Это просто момент сентиментальности… Он хотел построить лучший мир, ну так его дело живёт, мы строим – просто теперь без него. Грустно, но справедливо. Он же постоянно твердил: «Мир несправедлив», так хоть ему одному повезло… Эй, привет, ты что не спишь?

(В кадр вбегает девочка лет пяти – у неё светлые волосы, как у Геллы, и одета она в летнее платье. Она утыкается лицом в колени Геллы и обхватывает их руками.)

Это моя внучка. Вообще-то ей давно пора спать, и вот она мне напоминает… что бабушка должна бы пожелать ей спокойной ночи. Знаете, я думаю, мы на этом закончим. Я устала, а вы вроде и вызнали всё, что хотели. Но если нет – что ж, не всем везёт. (Подмигивает, встаёт и берёт девочку за руку.) И не забудьте, что вы обещали мне насчёт Сети.

69. Рольф Каде: видеозапись интервью, последняя часть

Не знаю, что там случилось. Что его убил Габар – звучит невероятно, но я могу в это поверить. Габар всегда был со странностями, но Саид очень ему верил, а Авельц верил Саиду, как бы странно сегодня это ни звучало. Авельц считал Саида другом и, возможно, поэтому так плохо перенёс его «предательство». Его слово, не моё.