Смерть мелким шрифтом

Казалось, дому неуютно среди ельника. Ивакин задрал голову и присвистнул. Ели уходили на немыслимую высоту. Было видно, что они очень старые. Некоторые стволы упали, и излом коры одного из них, лежавшего у самого штакетника, был похож на карту с волнистыми обозначениями возвышенностей. «Короед! — подумал Ивакин и настроение его испортилось. — Как отвратительна старость!»

— Хочу вас предупредить, что в наследство вступают только через полгода! — сказал недовольный голос за его спиной.

Он оглянулся. В центре дороги стояла старая женщина в шляпке с пластмассовыми вишенками. Она высокомерно смотрела на него, опираясь на полированную палку.

— А где хозяева-то? — спросил он.

— А вы кто? — спросила она в ответ. — Какой-нибудь управляющий? Прораб? На покупателя не похожи… Агент небось. Ненавижу агентов!

— Замучили? — догадался Ивакин. — У вас тоже здесь дом?

— Точно такой же! — старуха ткнула палкой в сторону Марининого дома. — Только у меня восемьдесят соток!

— Ого. — Ивакин вспомнил расценки, сообщенные Прохоровым, и с уважением покачал головой. — Наверное, не успеваете отбиваться?

— Пошли они все! — сказала старуха и неожиданно подмигнула ему. — Они же нас, стариков, ни в грош не ставят! А вы, — она снова подняла палку и направила се прямо на Ивакина, — мотаетесь в вашем возрасте, словно мальчишка. Тяжелая работа. Вам не угнаться за молодыми, даже не надейтесь.

— А что делать! У меня же нет восьмидесяти соток. Кушать-то что-то надо.

— Кстати, насчет кушать, — сказала старуха. — Пойдемте, пропустим по стаканчику?

Дом старухи оказался наискосок от Марининого. Он был точно таким же, с висячими ушами, и зеленый штакетник не закрывал его с улицы. В саду так же валялись изъеденные короедом ели, только старуха посадила несколько петуний у входа. Петуниям, видимо, не хватало света, и они выросли до невероятных размеров: какие-то ужасные голые плети с бледными истрепанными розетками лежали на земле. За ними валялась полусгнившая лавочка.

— Это моя клумба! — насмешливо проговорила старуха и с неожиданной злобой ударила палкой по цветам. — Хреново быть старым, не так ли? — она обернулась к Ивакину и взглянула на него исподлобья.

— Умирать плохо, — произнес Ивакин. — Я бы и старым согласился жить.

— А я не люблю жить. — Старуха поднялась по ступенькам и завозилась с ключами.

— Вообще поселок навевает что-то такое, похожее на ваше настроение.

Старуха задержалась в дверях, пропуская Ивакина, и снова посмотрела на него исподлобья.

— Вы не агент, — сказала она. — Вы мент.

Ивакин улыбнулся.

— Меня выдала любовь к жизни?

— Вас выдало то, как вы смотрели на дом. Стала бы я останавливаться ради какого-то агента! А уж приглашать агента в дом!

Пока она возилась на кухне, Ивакин немного побродил по дому: устроен он был просто поразительно. От главной комнаты с круглым столом отходили какие-то кабинетики, через которые, пройдя несколько коридоров и других кабинетиков, можно было вернуться обратно к круглому столу. Можно было сделать это и выйдя через другую дверь. Можно было также заблудиться. Из кухни хорошо просматривался Маринин дом. Везде в комнатах висело множество фотографий.

— Удивительный дом! — сказал Ивакин, когда старуха появилась в комнате, неся поднос с рубиновым графинчиком, гранеными стаканами и… чипсами. («Ну и старуха!» — мысленно засмеялся он).

— Когда-то все дома в поселке были такими, — заметила хозяйка, садясь к столу и жестом приглашая гостя последовать ее примеру. — Их проектировал как раз первый хозяин дома, которым вы интересуетесь.

— Нелепый проект, не так ли?

— У каждого времени свои представления о красоте. Я вот, например, всю жизнь была высокой и худой. Это доставляло мне ни с чем не сравнимые страдания.

— Трудно поверить, что женщина с такой внешностью страдала от комплекса неполноценности, — произнес Ивакин, разглядывая фотографию на стене, на которую указала старуха.

— Да уж поверьте, — усмехнулась хозяйка. — И пейте, пейте, это дорогой немецкий вишневый ликер. Мне его два дня назад оставил племянник подруги. Ублажал. Или спаивал. Надеется, что на него подпишу! — Она снова подмигнула Ивакину и рассмеялась. — Я перелила только. Между прочим, старинный хрустальный графин фирмы Баккара. Так что не думайте, это не наливка Плюшкина.

— И чипсы племянник подарил?

— Нет, чипсы я сама покупаю. Обожаю чипсы.

— Милицейский генерал на фото — ваш муж?

— Обижаете. Он уже был старым генералом, когда я устроилась в его семью домработницей. Так получилось, что их род вымер… И теперь я единственная хозяйка. В нашем поселке два таких дома: мой и Маринин.

— Каких таких?

— Выморочных. Заколдованных… Мой генерал застрелился.

— Да, я слышал. Где-то в пятидесятом, верно? Такая же фотография, кстати, и у нас в музее висит.