Смерть моего врага

Один из вошедших был среднего роста, коренастый, атлетического сложения, с густой шевелюрой, обрамлявшей грубоватое, но выразительное квадратное лицо. Подчеркнуто мужская, развязная манера поведения не могла скрыть его неуклюжести. Другой был на голову выше, сдержанный, хладнокровный, взгляд узко разрезанных глаз угрюмый и настороженный. Здороваясь, он благодушно и фамильярно подмигнул ей. Третий выглядел еще ребенком, подростком. Он казался меньше второго, хотя был одного с ним роста. Тесные штаны до колен и короткая серая куртка со стоячим воротником производили впечатление какой-то строгой фанатичной восторженности и преданности, а он еще и подчеркивал ее во всех своих высказываниях. Они чувствовали себя здесь как дома, это было ясно. Все они, включая брата, демонстрировали сплоченность, создаваемую общностью жизненного опыта, и я был поражен. Собственно говоря, я сразу понял, с кем имею дело.

Мы поздоровались, брат заметил с иронией:

— Надеюсь, мы не помешаем.

— Глупости, — ответила его сестра. — Квартира твоя, как и моя.

Меня удивило, что она вообще отреагировала на его псевдоостроумное замечание.

— Мы называем их братской супружеской парой, — сказал, обращаясь ко мне, первый, Атлет, с фамильярной улыбочкой, выражавшей одновременно почтительность и издевку.

Самый младший ухмыльнулся. Только эти двое, Брат и Сестра, звонко рассмеялись и обменялись понимающим взглядом. Похоже, они привыкли к этим шуточкам.

— Я посижу, — сказал Угрюмый и преспокойно закурил сигарету.

— Мы вернулись пораньше, — сказал Брат. — Сегодня не было ничего интересного.

Брат кивнул.

— Я тоже был у них на новоселье, — продолжал Атлет, обращаясь на сей раз ко мне, чтобы втянуть меня в разговор, в который я до сих пор почему-то не вступал.

— Повеселились на славу? — спросил я, пытаясь попасть в тон их разговоров.

— Еще как! — ответил он. — Все жутко много выпили, и никто не напился.

— У меня еще три дня башка трещала, — сказал Угрюмый.

Я понял, что мое первое впечатление о них как о сплоченной группе было правильным, они давно знали друг друга, разве что Младший попал в их компанию позже.

— Вы все из…? — спросил я, назвав городок, о котором рассказывала девушка.

— Нет, — возразил Младший. — Мы из разных мест, но при такой жизни быстро знакомишься, если имеются общие интересы и идеи.

Угрюмый сидел на стуле, подавшись вперед, упираясь локтями в колени, и свистел. Время от времени он поднимал глаза и испытующе рассматривал меня.

— Это хорошо, — сказал я. — А иначе остаешься совсем один.

Угрюмый одобрительно кивнул, снова засвистел, оборвал свист и взглянул на меня, как мне показалось, менее скептически.

— Состоите в организации? — спросил он.

Вопрос застал меня врасплох, он был настолько неожиданным, что я не успел собрать душевные силы, чтобы обдумать его и соответственно сформулировать ответ. Но думаю, что и в таком случае он прозвучал бы точно так же.

— Еще нет! — проговорил я.

Похоже, мой ответ его удовлетворил. Он кивнул головой в знак одобрения, откинулся на своем стуле и снова негромко засвистел.

Тем временем Брат разговаривал с Младшим, они говорили о ком-то, кого здесь не было, но с кем все трое были тесно связаны.

— В последнее время он вроде как выдохся, — сказал Брат. — Ты тоже обратил внимание?

— Поссорился с руководством, — ответил тот.

— Неудивительно, — сказал Атлет. — Я всегда считал его хилым. Не мой он тип, слишком много угрызений совести, слишком мало инициативы.

— Но он проделал хорошую работу, — сказал Младший. — Не забывай, что поначалу он проделал хорошую работу.

— Он был одним из первых, — задумчиво сказал Брат.

— Слишком много угрызений совести, — повторил Младший.

— Совесть? Вечно ты со своей совестью, — продолжал Угрюмый. — Хотел бы я знать, при чем тут совесть. Не болтай чепухи, он трусит.

— Ты ел? — спросила она.

— Немного, — коротко ответил он.

Она вышла и занялась на кухне приготовлением ужина. Журчала вода, звенела посуда, слышались торопливые шаги по кафельным плиткам пола.

— А вы ели? — крикнула она из кухни.

— Да и нет, — прозвучало в ответ. — Сама знаешь, какие у холостяков желудки.

— Тебе повезло, — сказал Угрюмый Брату. — Моя сестра ради меня и пальцем не пошевелит. Я для себя все сам делаю. А твоя нянька, она как?

— Я доволен, — сказал Младший. — Она хорошо кормит. Когда прихожу вечером, на кухне всегда стоит для меня тарелка.

— И платят ей прилично? — спросил Брат.

— Не думаю, что она много на мне зарабатывает, — был ответ.

— Значит, она относится к тебе как к сыну, а это еще хуже. Знаю я этих назойливых нянек. Поначалу приятно, что тебя балуют. Но потом терпение лопается, и ты даешь деру.

— Я одно время тоже справлялся сам, — сказал Атлет. — Но беспорядочная жизнь вскоре отомстила за себя. Теперь я снова буду рад, если кто-нибудь ее упорядочит.

— Вы здесь живете два года? — обратился Младший к Брату.

— Год, — поправил его Атлет и посмотрел на Брата. — Не так ли?

— У него есть совесть, вот он и трусит, — неуверенно предположил Младший.