Смерть на брудершафт (фильма 7-8)

С давних пор Чжэня преследовал навязчивый, нескончаемый сон. Будто он вовсе не статный и гордый витязь, а убогий недомерок, прозябающий в закоулках тошнотворного мира белолицых демонов. Но стоило тому, привидевшемуся во сне Чжэню вкусить белого порошка, и наваждение исчезало. Он снова оказывался в зеленом, благоуханном Троецарствии, где преодолевал тысячу препятствий и совершал неслыханные подвиги, чтобы заполучить ключ к красному-прекрасному терему, а там его ждала заточенная принцесса, утирая слезы длинным рукавом. О, если б не тратить время на дурацкие сны, если б всё время скакать вперед на могучем коне! Однако жестокому року зачем-то нужно, чтобы каждую ночь Чжэнь обращался в пронырливого карлика и погружался в сон, где всё ненастоящее: люди, жизнь, смерть.

Что за нелепое видение! Будто бы он скользит по мягким и пыльным тюкам в огромном темном ящике, разыскивает куклу, которой нужно открутить голову. Ну не бред? А вместе с тем известно, что, пока не исполнишь абсурдное задание, сонные чары не развеются.

Чжэнь вслепую, не чувствуя напряжения, ворочал нетяжелые мешки. Нащупал что-то, напоминающее по форме человеческую фигуру. Манекен. Нет, не тот.

Полез искать дальше.

Какой тягостный сон. Лучше уж бежать, проваливаясь в песок, чем распихивать эти тюки.

Еще одна кукла. Теперь та самая: борода из мочалки, гимнастерка, на погоне вензель. Одной рукой Чжэнь взял целлулоидную голову за подбородок, другой под затылком, рванул.

Ну всё, скоро можно будет проснуться.

Как у Шекспира

На исходе второй минуты из проломленной дыры в стене вагона вылетела, покатилась под ноги Зеппу оторванная голова манекена с мочальной бороденкой.

Теофельс поднял трофей жестом Гамлета.

— Бедный Рюрик!

Хотя Романовы, кажется, не из Рюриковичей. Неважно.

Отбросил болванку через плечо. Заорал:

— Всё, всё! Уходим! Занавес!

Репетиция прошла безупречно. А на поклоны в этом спектакле не выходят. Аплодисменты нам ни к чему.

Тревожный вечер

В красном свете

Как стемнело, Алексей не видел. Шторы в купе были опущены, да еще пришпилены к штофным обоям, чтоб снаружи не проникал свет. Красный фонарь поручик одолжил в императорской фотослужбе.

Сдав арестованного на попечение медиков Могилевского тюремного лазарета, поручик битый час колдовал над перехваченным листком и коробочкой со шпионскими реактивами.

В большом пузырьке, скорее всего, был разбавитель. В двух остальных — «замок», то есть состав, которым маскируется запись, и «ключ» — вещество, которым она проявляется. В агентурной разведке это делается так: человек написал сообщение мягким карандашом или специальной кисточкой, чтоб не продавливать бумагу, потом смешал «замок» с разбавителем, смочил ватку и протер ею текст. Тот становится невидимым. Точно так же поступает получатель: разбавляет несколько капель «ключа», протирает листок — и буквы снова видны.

Но без лаборатории определить, где здесь «ключ», а где «замок», было невозможно. С разбавителем-то Романов разобрался. По всей видимости, обычная дистиллированная вода. Пополнить ее запас шпион может в любой аптеке.

Поставив на стол две чашки, Алексей капнул по чуть-чуть из маленьких пузырьков, разбавил и начал экспериментировать.

Написал на листке слово «эврика» обычными канцелярскими чернилами. Протер одним составом — не исчезло. Протер другим — опять ничего. Значит, писать нужно не чернилами?

Попробовал карандашами нескольких цветов. Химическим. Белилами. Молоком. Просто водой. Даже чаем. Всё мимо.

Тогда вооружился красным фонарем и пошел по второму кругу. Но и фотографическое освещение не помогало.

Зачесал Романов в затылке, зашептал нехорошие слова. Большой надежды на разговорчивость чугунного самурая у него не было. А записку Сусалина требовалось прочесть как можно скорее. Иначе брать ловкача будет не с чем.

Положил перед собой тщательно разглаженный листок. Только теперь обратил внимание, что бумага-то обыкновенная, какую продают в любой лавке писчих товаров. А в канцелярии его величества, в том числе и пресс-службе, используют листы особенные, с водяными знаками в виде двуглавого орла. Именно такую Романов взял у полковника для своих экспериментов. Может, загвоздка в этом? Реактивы рассчитаны на бумагу простецкую, без дополнительной пропитки и обработки?

Он оторвал уголок от добытой с боем депеши, покалякал по нему простым карандашом, смазал жидкостью из левой чашки — ура! Каракули медленно побледнели, скрылись. Есть «замок»! Ну, теперь и с «ключом» ясно.

Пообильней смочил ватку раствором из правой чашки, тщательно протер записку и стал ждать.

В тишине раздалось: тук-тук-тук.

— Алексей Парисович, вы здесь? — Назимов. — Что это у вас тут за квартал красных фонарей?

Было видно, что полковник возбужден. Потому и пошутил, что вообще-то ему было несвойственно.

— Не имеет значения. Сейчас…

Поручик выключил фонарь, раздвинул шторы. Снаружи, оказывается, уже совсем стемнело.

— Позвонили из тюрьмы. Врач привел арестованного в чувство. Едем!