Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов] [только текст]

Пропустив спутницу в подъезд, Зепп оглянулся. Всё чисто. Из окон напротив никто не пялится.

По узкой скрипучей лестнице поднялись на третий этаж. Жил товарищ Железнов скромно, хоть и питался из двух кастрюль: получал содержание и из партийной кассы, и из противоположного ведомства.

Перед дверью Зепп подал Волжанке знак: действуйте, как договорились.

Она постучала.

— Вер ист да? — спросили почти сразу же.

Видно, хозяин ждал гостей.

— Откройте, товарищ Железнов. Это Волжанка.

Пауза. Можно понять: испугался, что явится человек с той стороны и придется выкручиваться. Сейчас постарается поскорей спровадить. Но сначала откроет.

Открыл.

— Вы?

Хотел немедленно что-то прибавить: мол, я как раз выхожу или еще что-то. В квартиру бы не пустил — заслонил собою проем.

Но Зепп отодвинул Волжанку, а Железнова пихнул в грудь — тот отлетел.

— А ты кого ждал? Дружков из Охранки?

Вошли в тесный коридорчик, дверь за собою закрыли.

— Ты с глузду съехал, Кожухов?! Кто ты вообще такой? Это с тобой разбираться надо, что ты за…

Но Волжанка молча показала листок, и Железнов осекся. Попятился в комнату.

Зепп — за ним, плотно. Заодно определил конфигурацию квартиры. Прямо — жилое помещение, справа маленькая кухонька с газовой плитой, слева кладовка и ватерклозет.

— Товарищи, я объясню… — лепетал белый человек, отступая в комнату. — Это не то, что вы вообразили… Какая Охранка? Нет ведь больше никакой Охранки. Я задание товарища Грача выполняю. Конспиративное. Не верите? Я вам сейчас докажу. У меня инструкция есть. Сейчас…

Обернулся, зашарил по книжной полке, снял том «Капитала». Зепп уже знал, что последует дальше. Копеечные хитрости горе-шпионов. И когда Железнов выхватил из тайника «браунинг», майор был наготове. Перехватил руку, вывернул кисть. Оружие упало на пол. Но Железнов так легко не дался. Двинул локтем в бок — точнехонько по раненому месту. Вряд ли осознанно, слишком уж был перепуган. Просто повезло.

У Теофельса почернело в глазах, он едва не потерял сознание. Вот было бы глупо! Однако усилием воли склеил расползающуюся явь, не позволил ей рассыпаться. И пыром ткнул сопящего противника в кадык. Тот, хватая ртом воздух, согнулся.

— Вот, держите!

Волжанка подобрала «браунинг». Голос у нее дрожал, рука тоже, а все-таки не растерялась.

— Кому писал? — спросил Зепп.

Не получив ответа, ударил пальцем под ложечку.

Железнов всхлипнул, рухнул на колени.

— Кому писал? — спокойно повторил майор. — Люпусу? Говори, все равно заставлю.

— Ему…

Волжанка спросила:

— Кто это Люпус?

— Резидент русской сети. Мне товарищи на него ориентировку дали.

— Кому помогаете, дураки? — хрипел Железнов, подняв мокрое от слез лицо. — Немцам? Ведь вы русские! И Люпус русский!

— На свете есть только две нации: пролетарии и кровососы, — объяснил ему Зепп основы классовой философии. — Ты, выходит, за кровососов. Ну и получай, что заслужил.

«Браунинг» он сунул в карман, а Железнова взял за горло, немного подержал и отпустил. Тело повалилось ничком.

— Вы его задушили? — боязливо спросила Волжанка. — Разве не нужно было допросить?

— Он и так уже всё сказал. Душить — дело долгое. Я просто сжал сонную артерию. Пусть поспит.

Это он растолковал, уже начав приводить комнату в порядок. Поставил опрокинутый стул, «Капитал» — на место, скомканный половик расправил. Потом взял со стола карандаш, чистый листок, положил для образца почерка смятую бумажку с донесением.

«Прощайте, товарищи. Устал». Вроде похоже. Да и не станет полиция усердствовать из-за какого-то подозрительного иностранца, которому жить надоело.

Пистолет зажал вялой рукой бесчувственного Железнова. Прижал дуло к виску поплотнее. Волжанка было отвернулась — и устыдилась слабости, заставила себя смотреть.

Хорошая штука карманный «браунинг». Для боя, конечно, дрянь, а вот для инсценировки самоубийства в жилом доме — то, что надо. Звук получился не громче, чем при открытии бутылки шипучего секта.

— Нервный срыв эмигранта-революционера, — сказал Зепп, поднимаясь. — Обычное дело.

Волжанка молчала, не в силах пошевелиться. Смотрела на обожженную выстрелом кожу и на маленькую дырку, над которой выдулся багровый пузырь, пролился струйкой на половик.

ПОЛОВОЙ ИНСТИНКТ

В кафе

Слабая, жалкая, истеричная дура.

В кафе зашли, потому что на улице ей стало дурно. Чтоб не выдать себя, предложила:

— Посидим? Нужно всё обсудить.

К вечеру тучи раздвинулись, пригрело солнце, и сидеть на улице было совсем не холодно, поэтому дрожащие руки Антонина спрятала под столик. Когда принесли кофе, сказала:

— Пускай остынет. Не люблю горячий.

На самом деле любила обжигающий, но боялась расплескать.

И все-таки опозорилась. Взяла у Кожухова папиросу, а прикурила с трудом — никак не могла попасть трясущимся кончиком в огонек спички.

Ну и он, конечно, заметил.

— Да, противно. Но революция — это война, а на войне надо убивать.

— Я знаю, знаю. Раньше у меня нервы были крепче. Разнюнилась в Швейцарии…

Она посмотрела на него виновато. Встретилась глазами — и вдруг отпустило. Кожухов глядел так спокойно, понимающе. Можно было не притворяться сильной, ничего не изображать.