Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов] [только текст]

Ни с того ни с сего проснулся и заорал петух, хотя время было неподходящее — едва заполночь. Где-то залаяла собака, за полуобвалившимся плетнем раздалось сонное коровье мычание. Пахло теплой пылью, силосом, навозом. Деревня Кузыня, расположенная в полутора верстах от местечка Ломницы, была погружена в буколический сон.

Здесь стоял самокатный батальон, в котором председатель комитета числился рядовым. Романов уже знал, что эта часть в дивизии на плохом счету, слывет самой недисциплинированной, насквозь большевистской. Поэтому задержание изменника требовалось провести без шума, а главное быстро — пока Гвоздев не хватился пропавших помощников.

Обозный Ефремов (так звали взятого с поличным шпиона) показал на избу со светящимися окошками.

— Вон ихняя квартера.

Дом был с железной крышей, самый лучший в деревне.

— Один проживает?

— Так точно.

— Шикарно… — прошептал Алексей, оглядывая прилегающую территорию.

— Не спит, падаль, — зловеще объявила Бочарова. — Чего мы тянем? Живей, Романов! Нам в четыре пятнадцать выдвигаться.

Пришлось непочтительно ткнуть начальницу локтем в бок.

— Тссс! Ночью голос далеко слышно. Особенно женский. Шепотом!

Охо-хо. Не операция по аресту крупного шпиона, поставившего под угрозу успех наступления, а какая-то пастораль, вечера на хуторе близ Диканьки. Петухи, коровы, колодцы с журавлями. В группе захвата две пастушки, от которых никакого проку — одни проблемы.

Ас контрразведки чувствовал себя Шаляпиным, которому приходится выступать на деревенской ярмарке. А между тем концерт преответственный.

Правда, и противник несерьезный. Не чета профессиональным шпионам, с которыми Романов привык иметь дело.

Ефремов дрожал, как собачий хвост. Ему бы сейчас заорать во всё горло — и операции конец. Но обозный послушно ступал на цыпочках и беспрекословно выполнял все приказы. Гвоздев, главарь агентурной сети, не озаботился выставить охранение. Даже занавесок на окнах нет — подходи, заглядывай.

Именно с этого Алексей и собирался начать.

— Оставайтесь здесь… Нет, не посреди улицы — у плетня. Этого, если пикнет, штыком. — Ефремов затрясся еще больше. — Пока я не подам сигнал, ни с места!

Обе женщины кивнули.

Штабс-капитан подкрался к стене, осторожно заглянул в окно.

Председатель комитета был не один. Он сидел возле керосиновой лампы и что-то писал на листке бумаги, а перед столом переминался с ноги на ногу чернявый солдат с ефрейторскими лычками.

Товарищ Гвоздь

Человек, которого в дивизии знали под фамилией Гвоздев и уважительно звали «товарищ Гвоздь», за свою жизнь много раз менял псевдонимы и прозвища. Они были для него, как шкурка для змеи — сносилась, и выполз. Новое имя он взял со смыслом: всё, хватит порхать перелетными птицами, мы вернулись перестраивать свой обветшавший дом — будем скреплять его железными гвоздями.

Еще одна аналогия со змеиной жизнью: подобно рептилии, он слишком долго пребывал в гибернации, отоспался в стылом эмигрантском болоте на годы вперед. Теперь настала Весна, наполнила ум и тело такой веселой и мощной энергией, что человек-змея почти не испытывал потребности ни в сне, ни в отдыхе. Мог круглые сутки заниматься делами — настоящими, большими, важными — и не ощущать ни малейшей усталости. Если спал, то урывками, между делом. Приляжет или присядет на полчасика, потом встряхнется — и дальше, дальше. Зато много и жадно ел, аппетит у Гвоздя в эти замечательно интересные месяцы сделался просто зверский.

Вот и сейчас, строча донесение в Центр, он то и дело откусывал от яблока. Яблоко было скороспелка, кислое, но крепкое. Сок так и брызгал.

Когда Гвоздь решил ехать на фронт, некоторые партийные умники его отговаривали. Не твоего-де уровня дело пропагандистской мелочовкой заниматься, ты в Питере нужен. Сами они мелочовка. Сказал же Старик: «Сейчас будущее революции решается в армии». Так оно и есть. За кем пойдет вооруженная народная масса, солдаты, тот и возьмет власть.

Дописал. Свернул вчетверо.

— Возьми у Ларионова самый мощный мотоциклет. Дуй на станцию. Найдешь дежурного телеграфиста. Такой мордатый, с конопушками. Скажешь: «Гвоздь велел срочно». Ясно тебе, Крюков?

— Чего не ясного. Всё сделаю.

Крюков был толковый. Гвоздев уже решил, что потом, когда фронт развалится, заберет парня с собой. Сделает из него большого человека.

— Давай. Одно колесо здесь, другое там.

Теперь нужно было дождаться возвращения сигнальщиков, и тогда можно часок вздремнуть. День завтра интересный. Можно сказать, ключевой.

Терять время попусту Гвоздев не привык. Стал ходить по горнице, обдумывая тезисы будущего выступления. После провала наступательной затеи Керенского фронт забурлит, наверняка созовут внеочередной съезд солдатских депутатов. Тут-то и надо отобрать большинство у эсеров. Точно сформулированной речью, произнесенной в правильный момент, взять оборонцев врасплох, опрокинуть подсечкой, положить на обе лопатки…