«Смерть» на языке цветов

И звуки сейчас звучали как-то по-новому, и запахи Лавров ощущал острее, и краски вокруг были ярче, и струны души были настроены как-то по-другому, совсем не так, как еще месяц назад. Ему было странно, что все эти изменения произошли с ним после смерти Веры. Не по-людски это было, не по-божески. Но с чем еще связать свое странное состояние, больше всего напоминающее невесомость, он не знал.

Вот только недавно ходил по земле, придавленный изменой жены, крушением жизни, и ноги таскал, как будто к ним были гири привязаны, а сейчас почти летает, и все трудности ему нипочем.

— Да ты, брат, влюбился, — чуть слышно пробормотал Лавров себе под нос, и, словно испугавшись, выключил лампу, погрузив будку во тьму. — Да-да, скажи себе правду. Ты влюбился, хотя был уверен, что с тобой этого никогда уже не случится. Поэтому и весна бьет тебе в голову, и птицы поют, и солнце светит, и аромат лилий преследует тебя повсюду.

Тяжело вздохнув, словно признавая собственное несовершенство, он снова щелкнул кнопкой и в неровном желтом свете посмотрел в мутное, изъеденное временем зеркало с помутневшей амальгамой. Из зеркала на него смотрел высокий, чуть оплывший мужик с отросшими лохмами. Соль с перцем, как называла его поседевшую шевелюру мама. Что-то незнакомое почудилось ему в собственном отражении, и, чуть прищурившись, он понял, что именно. Растерянность во взгляде, к которой он привык за последнее время, куда-то исчезла. В зеркале отражался прежний Лавров — решительный, сосредоточенный, со стальным блеском в ясных глазах, из которых куда-то сгинула прочь мутная поволока. Нет, ему определенно шло быть влюбленным.

Перестав мучить выключатель лампы, Лавров придвинул стопку бумаги, достал огрызок карандаша, одиноко болтавшийся в стаканчике на столе, с сомнением оглядел его со всех сторон, вытащил из кармана складной швейцарский ножик, подаренный мамой на какой-то из дней рождения, еще в той, прошлой жизни, подточил карандаш и вывел на бумаге цифру один.

Он может попытаться вернуться к нормальной жизни. Может и должен. И он обязательно попробует, вот только шанс у него всего один — проявить себя в расследовании, вычислить убийцу, доказать Ваньке Бунину, Димке Воронову, всем друзьям и уж тем более врагам, а главное — ей, Лилии Ветлицкой, что он чего-то стоит.

Итак, основной версией следствия стало желание убийцы замаскировать одно совершенное им с конкретной целью преступление другими. Как сказала Лилия Ветлицкая, «спрятать лист в лесу». И все силы следственной группы были брошены на то, чтобы вычислить ту самую «настоящую жертву», изучить круг ее общения, найти человека, заинтересованного в ее устранении. Всего-то и дел… Лавров вздохнул.

Ребята из Ванькиного отдела провели титаническую работу по установлению возможных причин для убийства каждой из жертв. Итак, Вера. Как ни крути, а ее мог хотеть убить только сам Лавров, а главным поводом могла стать ревность и обида. Сергей был не в претензии, что сразу после убийства попал в подозреваемые. Он бы и сам, будучи опером, подумал бы именно на себя. К счастью, по остальным убийствам у него было железное алиби.

Пышнотелая красавица Ольга Разумовская, мечтавшая о короне конкурса красоты, оказалась девушкой крайне амбициозной. К успеху она шла по головам конкуренток, Лавров и сам это видел, когда на конкурсе она добивалась от тележурналиста, чтобы он снимал ее, только ее и никого другого. В повседневной жизни, как выяснилось, она руководствовалась теми же самыми принципами. Перед самым Новым годом Разумовская обставила по карьерной лестнице свою давнюю подругу.

Они обе работали в юридическом агентстве, которое специализировалось на отмазывании молодых людей от армии. Подруга некоторое время назад внедрила новую систему работы, после чего количество заключенных договоров резко пошло вверх. Директор ее работой остался весьма доволен и несколько раз намекнул, что способная девушка в скором времени станет начальником отдела. Предыдущий начальник собирался на пенсию, и вопрос, казалось, был уже почти решен. Однако незадолго до Нового года подруга подхватила пневмонию и ушла на больничный, выйдя с которого с изумлением обнаружила, что отделом командует Ольга Разумовская.

— Кто первый встал, того и тапки, — сообщила она ошарашенной сопернице. — Отделом командовать здоровье нужно, а ты хилая такая, чуть что, сразу чихаешь.

Подруга подобного вероломства не ожидала, в сердцах наговорила много лишнего, в том числе сформулировала начальнику, что именно она о нем думает, а потому тридцатого декабря оказалась вообще без работы, с трудовой книжкой в руках. Все усилия по строительству карьеры пошли прахом, все нововведения, над которыми она сидела ночами, придумывая и создавая свою уникальную систему, теперь использовались без нее, а все лавры достались пышнотелой наглой выскочке, предавшей их дружбу.

Как с изумлением обнаружила оставшаяся на бобах девушка, Разумовской даже не было стыдно.