Смерть не выбирают (сборник)

Письмо это тоже принесло Левину не очень много, на листок бумаги он выписал: "Рита (очевидно, Маргарита) – кладовщица в инструментальном цехе". Скудным уловом после прочтения обоих писем он не был разочарован, профессия приучила не обольщать себя надеждами, а пользоваться тем, что Бог послал. Он еще не думал, не знал, что станет делать с этим сержантом Юрой и кладовщицей Ритой, затерявшимися в почти полувековой давности среди тысяч и тысяч других Юр и Рит, но одна мысль все же возникла, и он стал писать письмо Анерту в Мюнхен.

"Уважаемый господин Анерт!

Ваше письмо и ксерокопии писем Вашего дяди к жене получил. Благодарю Вас за содействие. Буду откровенен, не могу сказать, что они меня очень вдохновили. Вы оказались правы: письма слишком личные, бытового характера. Но поскольку в них есть даты, я просил бы Вас посмотреть дневники господина Кизе, нет ли там записей, относящихся к этому времени. Если таковые обнаружатся, я хотел бы с Вашего разрешения с ними ознакомиться и узнать Ваше мнение, каким образом эти дневники после смерти Вашего дяди в Старорецке оказались в Мюнхене у его жены.

Пожалуйста, постарайтесь это сделать как можно быстрее (в наших обоюдных интересах).

С уважением Е.Левин".

Перечитав письмо, он убедился, что ничего не забыл, вложил в международный конверт и надписал адрес.

15

Участок – огород, сад и маленький однокомнатный с кухней домик капитана Остапчука – был обнесен новой металлической сеткой, которую, чтоб не ржавела, Остапчук красил корабельным суриком.

На скамейке сидел Михальченко, ел из алюминиевой миски вишни, сплевывал косточки в кулак и высыпал их в ту же миску.

– Эй, Максим, я все-таки гость! – крикнул Михальченко. – Хватит тебе сопеть, куркуль, передохни, покурим, побалакаем.

– Сейчас, вот до столба докрашу, хай сохнет.

Сюда, за город Остапчук пригласил Михальченко, когда они встретились на городском совещании правоохранительных органов. Левин идти отказался: "Сходи-ка ты, я уже стар для этого. Насиделся я на этих совещаниях. Ничего нового там не услышишь". – Неудобно не пойти, Ефим Захарович, раз уж пригласили, снизошли", – сказал Михальченко. – "Вот и пойди"…

Остапчук и Михальченко были когда-то не только коллегами, но и приятелями. Совершенно разные, они умели слаженно работать, потом Михальченко перевели в райотдел. Последние два года виделись они редко, и встретившись в клубе УВД на совещании, обрадовались. "Значит, стал помещиком, имением обзавелся?" – спросил Михальченко. – "Ты не фыркай, посмотришь. Ведро вишни дам. В это воскресенье и поедем…" "Электричкой?" – "Нет, автобусом, час и еще пешком с полчаса. Протрясешься. Вон гладкий какой стал"…

Бросив кисть в банку, оглядев удовлетворенно свою работу, Остапчук вытер руки тряпкой, смоченной в уайтспирите, и сев напротив Михальченко, спросил:

– Ну а ты как в своем кооперативе? Не жалеешь?

– Чего жалеть? Тоже дело серьезное. Только что никто над головой не висит, не дергают ни в областное управление, ни в прокуратуру, ни в райком.

– Заработки приличные?

– Хватает.

– Говорят, Левин к тебе пошел? Вот уж не ожидал!

– Помнишь его?

– Конечно. Когда я в школе милиции учился, он у нас криминалистику читал. Ну и потом по работе приходилось сталкиваться. Он розыск хорошо знает. Значит, "бабки" поманили к тебе?

– А что плохого?

– Да ничего. Характер у него тяжелый.

– Что мне его характер? Мне его башка нужна, опыт. Увольняйся, переходи ко мне, Максим.

– Тяжелый я на подъем, к месту прирастаю. Привык уже к погонам… Что ж вы там разматываете?

– Охрана организаций, кооперативов, просто граждан от любителей заглянуть в чужой сейф, поиск наводчиков, "кидал", выполняем заказы на розыск лиц по гражданским искам, ну без вести пропавших. Работы хватает.

– Сколько же у тебя человек?

– Шестнадцать, да еще по договорам беру…

– Не думал, что из тебя такой "босс" получится… Как рука?

– Разрабатываю, вроде лучше стало, чувствительность в пальцах появляется…

Окажись Остапчук полюбопытней, возможно, углубившись в какие-то подробности, скажем: а чем собственно занимается Левин, не ловит же он слинявших алиментщиков? – Так вот, случись такой поворот в разговоре, не исключено, что Михальченко и упомянул бы, что некий Александр Тюнен платит по сорок рублей в сутки за то, что Левин ищет его отца, а кроме того за валюту должен выяснить обстоятельства смерти и место захоронения оберста Кизе, о котором печется его племянник из Мюнхена, – тут бы, глядишь, и вспомнилось Остапчуку письмо Георга Тюнена до востребования Иегупову, попавшее с главпочтамта в один из ящиков остапчуковой коллекции. Впрочем, ничего бы не вспомнилось Остапчуку, поскольку письмо это попало к нему в самый разгар работы комиссии, мучительного писания справок, и конверт с письмом, даже не взглянув на него, Остапчук швырнул в один из ящичков, где лежали еще неразобранные прочие бумажки, отложенные для знакомства "на потом", когда выдастся свободное время…

Со стороны дороги к сетчатому забору подъехал желтый милицейский "уазик"; сидевший в нем старшина посигналил.