Смерть-остров

— Валя, твоя соседка, забрала. Она за своей дочкой приходила и Светланку взяла. Вместе и ушли. У Вали и спроси!

Фрол сунул нянечке пакет с хлебом. Вместо конфет и шоколада теперь в ходу были другие подарки. За добрые дела благодарили хлебом, салом, луком, картошкой. Нянечка зарделась, растянула рот в улыбке: вот с этого надо было начинать, с хлеба.

Рана на плече оказалась совсем легкой, немножко покровила и подсохла. Панин в медсанчасть не пошёл, времени пожалел. Тут жить некогда, а рана, как на собаке, заживёт. Тётя Валя обрадовалась, увидев соседа.

— Фролушка, а Светочка уже спит. Я уложила её в вашей комнате. Накормила, чаем напоила, она и уснула. А что, сытая, довольная, нос в табаке!

— В каком табаке? — перепугался Панин, подступая к тёте Вале и сжимая кулаки.

— Да, тьфу ты, это поговорка такая, сыт, пьян и нос в табаке! Не слышал, что ли, Фролушка?

— Не-а, тёть Валь, не слышал, — успокоился Панин и присел на табурет. — На вот, держи, тут хлеба тебе принёс. Нам сегодня паёк за три дня дали.

— Славный ты парень, Фролушка, заботливый, ласковый, жениться бы тебе, — запричитала тётя Валя, обрадовавшись нежданному подарку.

— Зачем? Не хочу! — заупрямился Фрол, досадливо морщась.

— Так это ты не хочешь, а ребёнок без матери не может. За Светланкой уход нужен. Девочка в матери нуждается. Женись, Фролушка, женись!

Но он уже не слышал, слова отскакивали от Фроловой спины, как градины в летнюю пору. Панин не дослушал тётю Валю. Он вдруг почувствовал, как трясутся руки. Внутри начались судороги, живот скрутило, дыхание замерло. Смертельно захотелось напиться, вдрызг, до смерти, до беспамятства, но в комнате спала маленькая девочка, спирта в доме не было, а у тёти Вали бражка только-только забродила.

Фрол сжал голову обеими руками и почувствовал, как она разрывается от напряжения: «Это из-за Решетниковых! Я же их, как медведей завалил. Как кабанов. Они же теперь мне по ночам будут сниться!»

— Тёть Валь, присмотри за Светланкой, а я до Алексея сбегаю! Его на работе спрашивали, мало ли что, — сказал Фрол, отводя взгляд от пытливых тёти-Валиных глаз.

— А-а, знаю я вас, напьётесь сейчас, как поросята. Не ходи ты, Фрол, к Алексею, ну что тебе неймётся? Уж очень он пьёт, сердешный!

— Присмотри, тёть Валь!

Торопливо проговорив это, Панин выскочил из общежития. Свежий майский ветер обдувал разгорячённое лицо, и чем сильнее дул ветер, тем ощутимее чувствовался внутренний жар. Фрол бежал всё быстрее, высоко выкидывая ноги. Ему хотелось как можно быстрее попасть к Роднину. Алексей запасся спиртом на три месяца, хоть взводом пей. Фролу казалось, что сейчас сердце разорвётся на части, настолько мучительно было думать об убитых им братьях Решетниковых. Он был готов вылить в глотку даже не спирт, а расплавленный свинец, лишь бы забыть обо всём, что случилось сегодня. Напрасно он утешал себя: братья не первые, он и до них уже достаточно убил народу. И ничего, не снились кошмары, и надрызгаться неразбавленным спиртом не тянуло. Но чем больше Панин успокаивал себя, тем хуже ему становилось.

Часть пятая

Ачинск

Глава первая

Небольшой городок Ачинск расположился у отрогов Саянских гор на правом берегу реки Чулыма. Крепкие дома, широкие улицы, красивые палисадники навевали мысли о другой, жизни, куда благополучнее, чем та, в которую невольно втянули Григория Алексеевича Горбунова. Он стоял на берегу реки и смотрел в воду. Не то чтобы его тянуло утопиться, нет; вода привлекала к себе чистотой и глубиной, именно этих качеств не стало хватать в его нынешней жизни. Григорий Алексеевич всегда ценил сущность и цельность бытия, а сейчас они раздробились на мелкие частицы, так вдребезги разносит выстрелом, подброшенный в воздух мяч. И хотя вера в справедливость советского строя оставалась той же крепкой и истовой, какой и была, всё-таки Григорий Алексеевич сильно сдал. Внутри него происходили изменения. С одной стороны, он, как никогда раньше, был уверен в правоте политики партии и правительства, с другой — тоска по исчезнувшей жене съедала его заживо.

Через шестнадцать лет после революции Ачинск неузнаваемо изменился. Некогда процветающий город превратился в пересыльную комендатуру. На улицах было много военных, все в щеголеватой форме, в блестящих сапогах, перетянутые портупеями, с кожаными планшетами, у многих по два пистолета. И хотя Горбунов сам выделялся из толпы необычным видом, всё-таки военные в Ачинске перещеголяли его.

Григория Алексеевича раздирали сомнения, он не знал, что делать дальше. Надежды на розыск не оправдались. Ачинская пересыльная комендатура не располагала сведениями о спецпереселенцах. Горбунову отказали в выдаче каких-либо справок и списков, несмотря на его высокое положение. После отказа можно было считать дело закрытым и попрощаться с надеждой найти Галину.